Леди Назгул

Когда книга производит впечатление, хочется сказать автору, что ты обо всем этом думаешь. Инстинкт такой срабатывает. Если автора нет под рукой, объясняешь родственнику или кошке, либо произносишь монологи. Сами авторы, может, и не интересуются твоим мнением, но обыкновенно утверждают обратное: то ли из вежливости, то ли из храбрости, то ли потому, что читателю все равно не удастся довести свое мнение до их сведения. Вот эти обстоятельства и заставляют людей писать рецензии.

Итак, поговорим о "Хрониках Дома Финарфина" Эйлиан. О первых трех из них, текстом которых мы располагаем. О жанре "глючного реализма" (1) как таковом, о языке как способе существования жанра, о некоторых принципиальных вопросах и о мелочах жизни... и в конце концов о том, что непредвзятый читатель может уяснить себе по прочтении. Заранее просим извинения за длинноты и отступления от темы.

Как попасть во вторичный мир? Свой собственный можно увидеть во сне либо придумать, собрать по камушку, по дереву, по слову, по человеку. А если тот мир придуман не тобой и принадлежит не тебе? При всем желании ты не можешь проделать ту же работу с мелочами или увидеть тот же сон. - Сны, галлюцинации и видения в компании не смотрят, для этого нужна одна голова. Как увидеть то же самое, что видит другой? (Зачем - этот вопрос мы не задаем.) Кто бывал в таких местах, не нуждается в объяснениях, а кто не бывал, объяснениям не поверит. И все же рискнем. На наш взгляд, в свой собственный мир можно попасть с чего угодно: с любой мелочи. Для путешествия в чужой - необходимо содействие кого-то из его обитателей.

Лет десять-пятнадцать назад было модно писать фантастику про путешествия в голографические записи. Герой влезает в кадр (желательно в свое собственное или похожее изображение, чтобы не нарушать сюжета), трехмерные призраки перестают быть призраками, и кино переходит в явь. Все, что нужно, - это точно угадать положение тела, запечатленное в голограмме, или нечаянно замкнуть голой рукой нужные контакты. Сходный метод используется в путешествиях по вторичным мирам, они же глюки (будем называть их так: вымышленные миры, которые с большой долей вероятности существуют независимо от нас, - хотя бы потому, что некоторые из них вымышлены не нами). Найти точку отсчета. Позу, выражение лица, ход мысли. Тогда голограмма придет в движение, лопнет пленка перед глазами и перед тобой ляжет страна, в которую ты стремился.

Обратный метод: прийти в глюк за кем-то. Точнее, к кому-то. В фантастике и этому есть примеры: лучший, наверное - хождение через семейные Карты в королевском доме Амбера. Сосредоточиться на лице, до поры до времени не отвлекаясь на меняющийся фон. И когда вы встретитесь глазами, можно прыгнуть, либо попросить по-хорошему: проведи меня. Очнешься уже там.

Разумеется, это всего лишь модель. Кабы в самом деле знать, как оно бывает... Можно даже сказать, что рассмотрены не два метода, а один: чтобы угадать позу, жест, выражение лица, надо видеть все это со стороны, а чтобы установить контакт с кем-то в пункте назначения, надо сосредоточиться не только на лице, но и на предполагаемых мыслях и чувствах... И все-таки методов два. Легко установить, каким пользовался каждый конкретный глюконавт, если он описывает свое путешествие: главный герой и повествователь обозначается местоимением либо первого, либо третьего лица. "Я" - ожившая трехмерная картина. "Он" - контакт через червонную Карту. Иногда местоимения чередуются.

Не собираюсь выяснять, какой из путей лучше. Лучше тот, который ведет куда надо. Нужно уметь применяться к обстоятельствам. Пока что отметим для себя, что читателя "Хроник..." приводит в Валинор весьма конкретная и незаурядная личность: Финрод Фелагунд. О нем позже. Сейчас посмотрим, что нам дает сама идея записывать не вымыслы, а видения.

"Что видишь, то и пиши, а чего не видишь, писать не следует", - сказал великий мастер. Формула тупого реализма, переходящего в натурализм: что вижу, о том пою. Как уже было говорено, вся соль в том, чтобы увидеть, а там уж только успевай записывать, пока время твое не истекло.

Отсюда шероховатости слога. Тот, кто записывает вымысел, имеет право (и даже обязан) из трех возможных слов выбрать то, которое лучше звучит. Это прилагательное и станет настоящим цветом неба в создаваемом месте. Тот, кто описывает видение, никаких прав не имеет. "Что видишь, то и пиши..." Точность звучания принесена в жертву точности факта. "Густо-голубое небо" - не ахти какая находка. Но как иначе было ответить на вопрос: "Что ты сейчас видишь?" ("Что он сейчас...") Васильковое? Мелко. Сапфирное? лазурное? - да кто их видел, эти сапфиры, и кто вообще может вразумительно сказать, что такое лазурь? (2) Деться некуда - густо-голубое...

В Валиноре, господа, нету пыли, ибо нету распада. Поэтому все краски там дивно хороши и чисты. Это неиспорченный мир, и поныне такой же, как в первый день. "Осколки цветного стекла". - Сравнения с драгоценными камнями оставим Оскару Уайльду. Ни один изумруд, хотя бы подсвеченный пожаром целого Рима, в нашем человеческом мире не будет так красив, как кусочек зеленого стекла. Так уж получается, что изумруды всегда не в тех руках.

А вот про витраж Финрода что-то сомнительно. Жемчуг в витраже... Как это надлежит смотреть? Если на просвет, то жемчуг черный. Если в отраженном свете, то черным будет стекло. Если пополам того и другого, то жемчуг синий, а чего в этом хорошего, если он сам по себе розовый?.. Тонкое стекло? Полоса света в синей мгле? Нет, не въезжаю.

Несправедливым было бы не заметить, что непосредственное видение приносит крупные удачи, без которых нечего делать ни в глюконавтике, ни вообще в литературе. Трава такая яркая, что серый шелк туники кажется темным, - этого не выдумаешь, если не видел.

Но рано или поздно начинаются сложности. Мы слышим разговор и понимаем его - на правах сновидения. Понимаем все до последнего слова, хотя бы это было эльфийское наречие, а сновидец вел свой род от орков (это я о себе). А доводилось ли вам когда-нибудь пересказывать разговор, слышанный во сне или в глюке?

Ничего нового в том, что я собираюсь сказать, нет. В русском языке издавна существовали диалекты, на которых никто и никогда не говорил, - более чем мертвые, рыбьи языки, ничьи языки. Они звучат только тогда, когда читают книги, написанные на этих языках. Берем примеры наугад: персонажи Диккенса, жители гриновских городов, герои Кортассара в издании БМЛ, греки и астронавты Ефремова, мушкетеры Дюма, южане Маргарет Митчелл... Разновидности русского языка в перечисленных книгах безусловно мертвы или, точнее, они созданы искусственно. Для обитателей других стран, другого времени или другой реальности.

Это всего-навсего частные случаи стилизации, попытка сымитировать не русский язык, скажем, Карамзина, а нечто небывалое: как бы разговаривал Хорикава Ясукити, будь его родным языком русский. (Это точно так же невозможно для японца 1900-х годов, как и для Гэндальфа и Финрода. Будем честны, господа: для нас с вами тогдашние предместья Токио не более и не менее глючны, чем Средиземье или планета с десятисложным названием. Наши физические тела туда не попадут ни при каком раскладе: мешают цены на билеты и, что более существенно, запрет на движение по времени в обратную сторону.) Как пишут в аннотациях к переводам: герои известного энландского прозаика М. наконец-то "заговорили" по-русски. Чушь, не говорят они по-русски. Творение переводчика - "То, Чаво На Белом Свете Вообще Не Может Быть". Набоков о поэтическом переводе: исключительно сложный механизм, назначение которого - точно так же шуметь и отбрасывать такую же тень, как живое дерево.

Легко видеть, что возможно как минимум двукратное моделирование, создание машины, имитирующей тень машины. Куприн пишет "Суламифь", его переводят на английский. (Переводчик, думаю, первым делом открыл английскую Библию.) Урсула Ле Гуин пишет "Левую руку тьмы", ее переводят на русский. Профессор Толкиен пишет по- эльфийски и по-английски, - и его переводят на русский и пишут дальше, по-эльфийски и по-английски, но чаще все же по-русски... Так рождается Рашен Квэниа. (3)

Теперь самое время заметить, что существуют-таки живые люди, говорящие на мертвых языках. Дети, начитавшиеся Дюма, переходят на Всеобщий русский только после того, как их высмеют. Взрослых, ведущих между собой беседы в духе чужих реальностей, называют актерами, манерными пижонами или Игроками. Не будем распространяться о философии Игры, о ее инфантильной либо возвышенной сущности. Остановимся на тривиальном факте: чтобы жить в любом из миров, надо соблюдать его правила. Крайне желательно разговаривать именно так, как там принято, не забывая говорить то, что нужно сказать в нужный момент, избегая неподходящих слов и выражений. Иначе тебя сочтут за дурака, и первой (но не последней) твоей неприятностью, само собой, будет отчуждение. А стать изгоем в мире, который ты выбрал сам, еще хуже, чем в мире, которого не выбирал...

Стоит ли вообще нашему человеку туда лезть? "И несмотря на всю свою любовь к сказкам Перро... Я только против заимствованной, не привившейся, привиться не могущей, - лже-фантастики - рязанских "эльфов" восстаю!" (М.Цветаева. "О новой детской книге". Около 1931 г. Имелась в виду, разумеется, "крылатая мелочь", псевдоэльфы, которых и сам Дж.Р.Р.Т. бил мухобойкой в эссе "О волшебных сказках". Интересно, как бы понравился Марине Цветаевой Феанор?..) Ну хорошо, ну, пусть не крылатые и не мелкие, и родом не из Ренессанса, а из тех Эпох, от которых не осталось никаких письменных памятников, кроме странной фразы о "сияющем Эаренделе, что послан был к людям в Срединный Мир" (4) и не столь загадочных, но еще более странных книг оксфордского профессора... Может ли это привиться? Вопрос праздный: уже привилось. Даст ли плоды? Уже пытается...

Есть мнение, что стилизации вообще не имеют права на существование, а имеют это право только плоды, взращенные на родной почве. Ну, не знаю, не знаю... Если оное мнение верно, то выкиньте на помойку "Феникса" и "Приключение", "Путешествие дилетантов"... а начните с "Маленьких трагедий". Сердцу ведь не прикажешь. Все Дети Илуватара славят его так, как умеют, воспевают то, что больше любят, знают лучше других или, по крайней мере, стремятся узнать. Но нигде не сказано, что петь положено именно про то, что у тебя перед носом.

Резюмируем: работа над Рашен Квэниа - дело, во- первых, почти безнадежное, во-вторых, уже начатое теми, кто вынужден был его начать, и в-третьих, возможно, небесполезное для Не Вполне Представимого Здания Культуры. Добавим, что далеко не всегда эта работа ведется сознательно, с намерением. Когда кириллица сменяет тенгвар, преводчику только и остается быстро прикидывать в уме: как же это по-нашему? Смысл-то понятен, но как сказать?

Стилизация - это когда ничего нельзя. Ни единого слова и выражения с посторонней для данного мира окраской. Нельзя не только "фигни", "елок-палок" и "о"кея", нельзя также: "аристократические манеры", "смотреть в лицо фактам", "выпить горькую чашу", "единая и неделимая"... Про чашу как символ испытаний нельзя потому, что эту метафору придумал Некто, известный всем в нашем мире (и вовсе неизвестный в Средиземье). Я уже не говорю о том, что в эльфийской поэзии - в одном из самых известных ее образцов, а именно в песне Галадриэли, которой она провожает Хранителей, - выпитая чаша имеет абсолютно другое значение, быстро исчезнувшей радости. "Единая и неделимая чаша" дважды встречается в Хронике Индис (если вы еще помните, о чем мы толкуем). Единая и неделимая у нас бывает держава, Россия, например. Это старый-престарый оборот политической риторики. Промашки тем более досадные, что их не так много. Промашки непростительные - переводчик должен знать оба языка и оба мира. (К вопросу о том, что толкинизм - это якобы розовые очки, эскапизм и тому подобное. Если бы... Наоборот, знание своего мира строго обязательно для глюконавта пишущего. Именно затем, чтобы тщательно отслеживать его проникновения в тот мир.) Финве у Эйлиан говорит: "...а я не смогу повлиять на выбор". (Хроника Финарфина). По- английски это, наверное, прошло бы: "I couldn't influence...", да и то вряд ли - явная латынь. Русское же "влияние" - калька с этого самого инфлюэнс, и калька, господа, совсем свежая, еще в начале прошлого века так не говорили, а говорили "воздействовать". В данном контексте, пожалуй, - "не смогу направить выбор".

Ну, хватит ловить блох. Я, к счастью, не редактор, а всего лишь рецензент. Чего нельзя - это понятно. Гораздо интересней, что можно и нужно. Если эльфы не говорили по- русски, так как же, трать-тарарать, это изобразить?! Вот очистили мы язык от вульгаризмов, неподходящих архаизмов (тоже необходимо: XIX век - это страшная сила, чуть отвлечешься, и Феанор скажет Валар: "Сюда я больше не ездок!"), неологизмов, заимствованных слов, авторских метафор и поговорок, и что у нас осталось? Жуткая стерилизованная речь бесстрашных астронавтов из добротной плохой фантастики 70-х. (В замечательных книгах уже упомянутого Ефремова древние греки и астронавты говорят почти одинаково.) Где искать замену всему, от чего избавились?

Где хочешь, там и ищи, руководствуйся знанием и чутьем. Вульгаризмы, архаизмы и заимствованные слова есть и в Квэниа на всех его этапах. Были неологизмами слова "Сильмарилл" и "qualme" (Хроника Финарфина). Есть авторские метафоры и поговорки, а если их мало, можно придумать недостающие (конечно, стараясь не погрешить против истины). А поскольку все это есть, это можно смоделировать и на русском. Никакой мистики, ничего невозможного. Что видишь, о том пиши, и тщательно подбирай названия всему виденному. Слышишь разговор - переводи слово в слово...

"Анар сошла с меридиана..." (Хроника Финрода и Амариэ). Все абсолютно правильно, не придерешься, и, по- моему, хорошо получилось. Солнце в Валиноре - она, дева Ариэн, что правит Ладьей. С другой стороны, при великой их мудрости и любви к звездам, наверняка были у Высоких Эльфов карты неба, а коли карты, то и меридианы... Такого рода логические цепочки стоят за очень многими незначительными фразами.

Неплохо вышло про бронзу (Хроника Финарфина). ("Но гадом буду, не "структура" было сказано, а, "строение", например..." - гундит полузадушенное, но непобежденное Лингвистическое Чутье. Помолчи минутку, любимое, дай слово сказать.) Эмпирика, физика металлов и то самое постижение природы вещей, в котором Нолдор особенно сильны по сравнению с другими народами... Что это за метод познания -"эльфийская натурфилософия", преспокойно включающая в себя точные науки, высокую магию и личное знакомство со Стихиями? Нам, видимо, не полагается много об этом знать, но намеки важны. В первых трех хрониках наукам уделяется немного времени - героям не до того. Но рано или поздно к этому надлежит вернуться. Обещанное надо выполнять.

Остальные удачи и неудачи зрения и слова пометьте сами. Мы же двинемся дальше, а то никогда не доберемся до сути.

Тяжелая работа - летописец короля. Стократ тяжела она, если король велик и благороден, и ты любишь его. При такой оказии скажем несколько слов о любви вассала к сюзерену. (Иначе мы не поймем, кем были Финрод и Финарфин для окружающих, а это надо иметь в виду при чтении Хроник.) Нашему миру это чувство чуждо настолько, что мы готовы счесть его вымыслом более фантастическим, чем сам Валинор. Повиновение - самая неприятная и постыдная из обязанностей свободного гражданина, а любовь к тому, кому повинуешься, уважение и преклонение - компрометируют в глазах товарищей. Так чувствуют и многие глюконавты нашего времени. В "Черных Хрониках" леди Ниенны вообще нет сюзеренов и вассалов - есть обманутые и затравленные слуги, наемники и рабы омерзительных Светлых, с одной стороны, и ученики Учителя, с другой. На наш взгляд, это крупный прокол "Черных Хроник". Ученики бывают у мудрецов и проповедников, но не у правителей. Учитель может приказать провести день в размышлениях или прочесть книгу, но отправить в бой может только Властелин. Ученики были у Прометея (отдаленного родича Мелькора-По-Ниенне), но Прометей не был Властелином. Впрочем, оставим в покое леди Ниенну. Глюконавт не отвечает за поведение глюков.

Вассалы у Толкиена - это Фарамир и Йомер по отношению к Элессару. ("Я полюбил тебя, как только ты вырос передо мной из травы".) Это люди Минас-Тирита, поющие о Короле. Это эльфы, которые последовали за Финродом и погибли в подземельях Саурона. (Повернется ли у вас язык назвать их учениками? Ну хоть единомышленниками? Да нет, просто они любили своего Короля и знали, что он прав.) Мерри и Теоден, Пиппин и Денетор... даже Бильбо, который в Битве Пяти Армий присоединяется к воинству Лихолесья, ¦отчасти потому, что там было больше шансов спастись, отчасти потому, что он предпочитал погибнуть, защищая короля эльфов¦. Он-то в своей норе откуда этого набрался? И ведь только что, в мирное время, покинул дворец Трандуила верхом на бочке... Если даже хоббиты, самые здравомыслящие создания в Средиземье, подвержены этому, значит, преданные вассалы - реальность, а не гнусный вымысел Светлых.

Мы гордимся тем, что словосочетание "верный слуга" для нас отвратительно. (А Сэм готовит тушеных кроликов на поляне в Итилиене, пока Фродо спит.) Ну что ж, верным учеником, возможно, быть лучше, зато верным рабом - уж точно хуже; плохо также быть обманутым простаком или изгоем, а кто мы с вами, скажите сами... Только тот, у кого есть Учитель с большой буквы, имеет право на презрение к слугам. (Но будет ли презирать?)

Впрочем, верность вассала как добродетель и романтический феномен сгинула вместе с прошедшими Эпохами: вместе с драконами, кольчугами из мифрила, эльфийским дорожным хлебом и благородными королями. Нам с вами присягать некому. А живущим в одном времени с Финарфином и Финродом - было кому.

"Я служу моему Королю". Последние отблески этой гордости в нашем мире - гаснут на страницах мушкетерских романов. Память о баснословных временах, когда королями воистину были мудрейшие и благороднейшие. А в наши времена, если кто и выбирает себе Повелителя, обычно это не кончается ничем хорошим.

Вассал - не ученик, не сын и даже, пожалуй, не слуга. Просто никому из Детей Эру не дано драться на стороне Добра или на стороне Зла. Наше земное добро и наша земная правда - тот, кто ведет наше войско. (Тут прав Ник Перумов, и не его вина, что Вождь у него - такой к... такой, какой он есть. Перумов не покинул нашей эпохи, а современные вожди почти все...) У солдата в войске Короля нет амбиций типа: "...Лишь полководцев имена, в империи солдат без счета". И последний латник, и третий сын Короля на вопрос "Кто ты?" и "Кем ты был?" ответят одинаково: "Я служил Королю".

С королем Финродом нолдор идут на смерть - он идет первым. С королем Финарфином нолдор возвращаются в Валинор, за прощением, смирив гордыню - и он идет первым. Об этих-то королях повествует Эйлиан. Золотую арфу в награду за храбрость... Если страшновато писать о Высоких Эльфах вообще, каково же - об этих двоих?

Помимо вассальной верности - трудно не любить существо, вместе с которым ты вышел из Мандоса и взглянул на тот горизонт. В общем-то, даже Таниквэтиль - всего только белая искра в зрачках серых глаз.

Сразу предупреждаем: многие звуки и интонации "And comes no more..." не будут замечены тем, кто не знает или забыл историю Финрода, изложенную в "Сильмариллионе". Надобно знать, от какой болезни выздоравливает Финарато... Впрочем, само имя появляется не сразу. Сначала - тень, не "я" и даже не "он", никто. Потом "ты" в устах Амариэ и родителей. Потом, в Альквалондэ - Инголдо, и по возвращении - Финарато. (Мы впервые слышим имена, которые и сам он забыл.) И только потом - Финрод. Его подлинное имя, пока пишется хроника, - то ли он сам, то ли Эйлиан выбирает именно это имя. Остальные зовут его иначе.

"Почему ты спишь, наступил уже день?" Сон - это когда нечто ускользает от понимания. Это когда не можешь припомнить чего-то важного. Это когда стоит заговорить в полный голос или задеть рукой за что-то, и все исчезнет. Это усталость Финрода, более чем смертная усталость, и его тайна (первая из тайн, над которыми ему суждено ломать голову). В нем самом, в голосах родных...

"- Знаешь, я живой.
- Тоже мне, новость!"

Р.Брэдбери, "Вино из одуванчиков". За эту параллель Эйлиан мне спасибо не скажет, но факты - вещь упрямая. Желающие могут сравнить эпизоды. Необязательно попасть в Мандос, чтобы забыть о себе - живом. В наших землях это случается сплошь и рядом. Многих, пожалуй, не излечил бы и Валинор.

Тема сна отыграна прекрасно. Чего стоит хотя бы купание в озере. Несмотря на достоверность деталей, озеро ненастоящее в том смысле, что сонное. Сама красота его и дивная вода - все еще сон. И отражение в воде - тоже сон, когда видишь в зеркале не себя. "Глаза смотрели устало и немного наивно". Правильно. Глаза разбуженного. Я не сплю, но все-таки куда пропало то, что снилось, и откуда такая явь?

Значит, он пробуждается. Вспоминает, что значит быть живым. Шаг за шагом находит утраченное. Исправляет все, что можно исправить. Что же дальше?

Что значит тоска Финрода по смертной природе Срединных Земель? Отбросим заведомо неверные предположения. Собственно красота увядания, как ее понимают Люди, красота смерти и распада - это не для Эльфа. Усталость, жажда покоя? Да. Но покой Эльфа - у колен Эстэ, небытие Смертных принадлежит только Смертным. Финрод не Человек-нуменорец, чтобы пожелать себе чужого. Он тоскует именно по самой этой смертной жизни, непохожей на него. Даже не по Людям, которых любил там - по всему, что "решилось существовать", обреченное так быстро исчезнуть.

Есть смерть, предусмотренная порядком вещей. Дар Илуватара Людям, дивный, горестный, прекрасный (как для нас прекрасно и горестно бессмертие: завораживает, заставляет петь и думать о нем, и, заведомо чужое, никогда не станет нашей долей). Но что проку для Эльфа тосковать о такой смерти - это всего лишь одна из примет Человека, как борода и неумение петь... Есть и другая смерть - та, что привел Моргот. Листья облетают под холодным ветром с севера. Огонь пожирает траву. Человек погибает от меча, а дома у него беззащитная жена и ребенок в колыбели. Страшнее страшного - для Нолдо из Валинора. Но за зимой, оказывается, приходит весна, трава прорастает на пожарище, а сирота становится на место отца. (Не диво ли для Эльфов, которые сами - диво для Смертных, ибо отцы и сыновья у них выглядят братьями, а наследовать отцу - всегда горе.) Это - Третья Тема Илуватара, борьба с Диссонансом Мелькора и победа.

Финрод, конечно же, принадлежит Третьей Теме, хотя он и Эльф. Строить на месте разрушенного, исправлять искажения и лечить раны - за тем он и пришел в Средиземье. Кто за Сильмариллами, кто за властью и славой, а он... Но мало кто говорит об этом, и меньше всех - сам Финрод.

Обратите внимание: он этого вообще не знает. Он не понимает себя. Сперва ему кажется, что его любовь и печаль там, на востоке - не преодоление Диссонанса, а сам Диссонанс. "Может быть, я несу в себе зло?" Не одному ему приходил в голову этот страшный вопрос. Эльфы жестоки еще и потому, что не всегда отличают больного от болезни. (Резон в этом есть: говорят, злосчастьем можно заразиться.) Среди эльфов, спасшихся из рук Моргота, были предатели, охваченные Тьмой. Но изможденное лицо и седина, скажем, Гвиндора - тоже в некотором роде предательство. Уступка Диссонансу. Эру Единый, будь Финдуилас Человеком, а не Эльфом, ее поведение было бы непростительным. А Гвиндор, должно быть, порою сам себя чувствовал виноватым - не обделенным и не проигравшим, а именно виноватым, недостойным. Не сумел сохранить в рудниках Моргота красоту и горделивую осанку, знал страх и был рабом... Эльфы живут вечно и должны быть неуязвимы - их жизни суть жизнь Арды. Их мелодия - не борьба с Диссонансом, а та, Первая, что до него. И если кто-то из них вмешивается в Третью Тему...

Вот и Финрод во сне и наяву словно виноват перед всем и вся. Арфа, ювелирный горн, Альквалондэ. Вины нет, есть несправедливость - для нас, Людей. Вины нет, есть подвиг превыше понимания и страшная беда - для родных Финрода. Есть нечто странное и жуткое, чуждое Валинору, как-то сопряженное с тенью, кровью и смертью, - для всех остальных. И для самого Финрода.

Запятнанный всеми преступлениями Нолдор-Изгнанников и кровью "тех десяти" (а также, как думает Финрод, - кровью Берена и нарушенным обещанием). Запятнанный собственной кровью - легко ли, проснувшись, видеть страх и страдание в глазах Амариэ? Несущий в себе отвратительную тоску по Смертным землям (едва ли не по Тьме). Многие ли из Эльфов Валинора сознают отчетливо, что между Диссонансом и Третьей Темой есть разница?

Мало-помалу Финрод начинает верить своим родным. Остаются Халатир и Лехтэ, остается непонятная тоска, но сам он уже не чувствует за собой вины. (Разве что перед Ородретом...) Каково было ему услышать звон оружия, когда светлое воинство собралось в поход? Болезненное сжатие сердца, память о Тьме, о прежней жизни и смерти... Ничего подобного - "странная радость". Что это может быть, как не радость обретения пути? Да, он - Инголдо Финарато, сын Короля, но он же и Финрод Фелагунд, один из тех, кто рожден "для всемирной борьбы со злом". Его ли дело сидеть в Валиноре, любуясь листьями и солнцем? "А где-то там остался Нарготронд, и Ородрет, наверное, с трудом справляется..." И вот уже нет больше Нарготронда. Финрод не поведет войско - для него несомненно, что в войске Валинора он не может быть предводителем. Но даже ради Амариэ он не останется здесь, и Черные заплатят сполна за все, что было и сгинуло...

Он ошибся. Сам Владыка Намо ступил на берег, чтобы сказать ему об этом. Финрод не покинет Валинор вторично. В общем-то, совершенно понятно, что этому не бывать. С точки зрения художественной интуиции и не вполне ясных законов Эа, немыслимо, чтобы Финрод вновь увидел земли, в которых умер однажды, "постоял на своей могиле". (Это был бы не Толкиен, а Желязны: принц Корвин, поддающий в собственной гробнице.) Ну, а если не говорить о смерти? Финроду не вынести гибели Белерианда, говорит Намо. Да, это, пожалуй, верно. (Хотя чего только не перенес в той своей жизни изящный светловолосый сын Финарфина...) Однако возможно, что дело не только в этом.

Хроники Вторая и Третья - Финарфин, Индис. Не все печальное и омраченное тенью появилось в Валиноре после похищения Сильмариллов. Высокие Эльфы, живущие в Свете Амана, все же пришли туда из Тени, из Тьмы. Может быть, частица того мрака, может быть, нечто иное, что нам не приходит на ум... Почему ушла Мириэль? Эльфам неведомы болезни и смерть, только ли рождение Феанора истощило ее жизнь? Почему в дом Финвэ вошла Индис? Глупо говорить "если бы", но не будь Феанор так оскорблен... А тогда бы, как справедливо было не нами замечено, не было бы Финголфина и Финарфина, и детей их, без которых история Арды потускнела бы.

Рок этой семьи странным образом включает в себя и Диссонанс, и Третью Тему. (Между прочим, кто, собственно, Финрод по крови? Все говорят - Нолдо, по отцу, но он же наполовину Телере и на четверть Ваниа... Не в этом ли залог или знак особенной судьбы?) Может быть, судьба Индис - прийти в разрушенный дом, на место ушедшей, взять на себя беду и остальным принести свет и счастье - передалась ее детям и внукам. Финголфин и Финрод в Средиземье: разные пути, один и тот же рок. Один погиб, вызвав на поединок Черного Вала. Другой погиб, вызвав на поединок Черного Майа. О первом поединке не слагают песен - так страшен он был, о втором не слагают песен, ибо он сам был песней. Недаром Финголфин - первый, кого Финрод узнает в Чертогах Мандоса.

А Финарфин? Созидатель и хранитель волею Эру. Больше чем кто-либо в его роду. Валинор - Первая Тема во всем ее величии. Но и в Валиноре есть место созиданию взамен разрушенного. Два обугленных дерева, песни Индис. Нолдор, Ваниар, Телери, через силу произносящие имя "Феанаро". Спросите обо всем этом Финарфина, кому знать, как не ему? И он прямо говорит, что нуждается в помощи Финрода. Видимо, в этом и состоит воля Валар. Тому из двоих, кто уходил, теперь надлежит остаться. Дождаться возвращения отца, как тот дожидался его возвращения. И впредь быть рядом с ним, как о том и поется в "Лейтиан". Для того, кто убивал и умирал, теперь найдутся другие труды. Ведь ежели, спаси всех нас от этого Эру, что-нибудь случится с Валинором... О чем нам тогда петь? Что такое вся наше Третья Тема, как не берег Валмара и Средиземье, разделенные очарованным морем, соединенные Прямым Путем? Ведь только об этом мы поем, ни о чем больше. А те двое там, Финарато и Арафинвэ, может быть, это лучшее, что придумал Дж.Р.Р.Т. Поистине жаль, что мало кто знает как следует эту историю.

- ...А кому нужна моя вторая жизнь?

- Живи - и ты поймешь.

Финрод понял, конечно, иначе быть не может. "Но это уже совсем другая..." Возможно, все это не нашего ума дело, но хотелось бы прочесть и следующие хроники.

(1). "Глючный реализм" - термин не очень красивый, но "магический реализм", к сожалению, уже занят. Могу предложить "очарованный реализм", тем более что все эти наши штучки - скорее чары, чем магия.

(2) Можно сказать, что восприятие текста - проблема читателя. Что видит при чтении тот, кто ничего не видел в жизни? Как объяснить слепому или тупому хоть про "мильон синих слез" Пастернака? Никогда не покидавшему столицы - про "исландский мох"? Девчонке - про метательные ножи, парню - про ручное кружево? Наверное, каждый решает для себя сам, в какой степени полагаться на читательскую эрудицию и догадливость. В некоторых ситуациях слово, не понятное никому, кроме двух-трех специалистов, бывает полезней понятного.

(3) Как правило, стиль повествования соответствует стилю разговорной речи, в оном повествовании звучащей. Так, чтобы все это могло принадлежать перу одного из героев. Иногда автор идет на то, чтобы отделиться от героев: они говорят на своем языке, он - на своем, от имени Кого-то Более Сведущего или, в крайнем случае, от имени героева подсознания. Но это, согласитесь, совсем другие жанры...

(4) Если не ошибаюсь, фраза цитируется в предисловии к "северо-западному" изданию "Властелина колец".

Назад