Эйлиан, Эйхи

Невысокая, но стройная башня есть на самой окраине Тириона. Матовый белый камень составляет ее стены, под острой крышей - круглая открытая площадка на которой, как видно даже с земли, ласковый ветер играет листком бумаги, придавленным к столу ножкой увесистой бронзовой чернильницы. Двери нет, дверной проем завешен невесомыми иссиня-серебристыми нитями, волнующимися, как морская вода под легким бризом.

Румил в нижней комнате, у кухонного стола. Напевая песенку про труды Ульмо, он чистит фрукты. И кого-то ждет.

Уж конечно, он ждет не меня... Я нерешительно прошел по тропе к подножию башни Румила. Что имел в виду Релион, когда предложил мне поговорить с величайшим мудрецом Нолдор? Я не понимаю. Я глубоко уважаю Румила, но мой путь - путь мастера, воплощение истины в материи! Я по-прежнему хочу уметь воплощать в материи изначальную красоту! Хотя... возможно, Румил обладает какими-то секретами? Но ведь он не кузнец, не ювелир - он инголемо. Я никогда не видел ни одной вещи, сделанной Румилом. Я не знаю, как приветствовать его. Именно потому, что не знаю, о чем говорить. И я нерешительно останавливаюсь у завесы, прикрывающей входную дверь.

- Войди, если хочешь. - раздается из башни.

Я не знаю, хочу ли я войти, но раз пришел, глупо было бы стоять у двери.

- Благодарю, - говорю я и вхожу. Оглядываюсь.

- Что привело тебя сюда?

Такой простой вопрос, но я вдруг осознаю, что не знаю точного ответа на него. Румил - инголемо, величайший мудрец... как я буду с ним говорить? Может быть, мое lamatyave покажется ему просто смешным? (Спустя много веков я буду вспоминать об этих своих чувствах с усмешкой. Как я был наивен!) Я стараюсь найти самый точный из возможных ответов. Поиск пути? Нет. Сюда я пришел точно не за этим. Я считаю, что мой путь - это путь Нолдо-мастера, создателя и творца из материи. Я призадумываюсь на секунду и нахожу ответ, который ощущаю как удовлетворительный:

- Поиски самого себя.

Я смотрю на Румила и встречаюсь с ним глазами...

Румил обернулся, чтобы встретить взгляд пришедшего. Его волосы изменились со времени Пробуждения, преобретя светло-рыже-золотистый оттенок, прежними остались лишь орехового цвета глаза, которые когда-то одними из первых увидели звезды.

- Себя? В моей башне? Хм. А почему бы и нет? Раз ты пришел сюда сам, здесь ты себя и обретешь - заговорил Румил, складывая плоды своего труда в вазочку. - Входи, входи - только давай начнем поиски наверху.

Пропустив гостя вперед, и прихватив со столика у серебряного зеркала незамысловатую латунную фибулу, Румил, допевая под нос песенку Ульмо, стал подниматься по ступеням вслед за Финдарато, пока оба не оказались на верхней открытой площадке.

Я поднялся на площадку по узкой, изогнутой мраморной лестнице. Здесь не разошлись бы двое - а зачем им расходиться, ведь Румил живет в своей башне один. Тончайшая мраморная резьба украшала лестницу, по бокам вились ажурные перила. Интересно, кто строил эту башню? Поднявшись, я огляделся, завороженный открывшимся мне видом. Тирион мерцал в садах и лесах, как алмаз на зеленом бархатном ложе - живой, огромный алмаз. Тирион восхищал меня с первого момента, как я его увидел, но сверху я его еще не видел... Я оглянулся на Румила. Темно-карие глаза величайшего из инголемо мерцали странной глубиной, как будто бы в них отражались миллиарды мгновений и лиг, отделявших нынешний час в Тирионе от часа Пробуждения у Куйвиэнен.

- Садись, угощайся - Румил сделал приглашающий жест в сторону стола, на котором уже покоилась вазочка. - Пока мы поднимались, я подумал: ведь чтобы найти себя, нужно либо не иметь себя вовсе, либо утерять себя. Что же именно сподвигло тебя на поиск?

Я присел к столу и рассеянно взял из вазочки грушу.

- Благодарю тебя, Лорд Румил, - сказал я и откусил от груши. Великолепие Тириона, магия Времени в глазах Румила и вкус груши - великолепное сочетание, дарившее истинное наслаждение. Что же до того, что именно привело меня сюда... - Я вдруг осознал, что мне нужно за что-то зацепиться взглядом - и стал пристально смотреть на мерцающую в свете Тэлпериона хрустальную крышу Дома Встреч, - нелегко признаваться в таком, Лорд Румил, но, кажется, я действительно и вовсе себя не имею. Еще не нашел - если такое возможно для Нолдо.

В этой фразе прозвучали все мои сомнения и весь мой скрытый стыд.

Румил взял двумя пальцами ягоду винограда, и глянул в нее на свет.

- Но это не так - даже как-то растерянно сказал он. - Я вижу тебя, ты имеешь свою суть. К слову о сути, прошу, не зови меня лордом. Лорд - тот, за кем идет народ. Ты знаешь, я думал об этом, и понял - слово "лорд" и слово "друг" должны значить одно и тоже... но что-то их разделило. Впрочем, я увлекся. Кажется, я понимаю, о чем ты. Ты не знаешь, что это значит. Не можешь определить свою партию в Музыке. Ты знаешь свой путь, но не знаешь - почему он именно таков. Так?

Я моргнул. Во-первых, мысль Румила о значении слова "Лорд" меня ошарашила. Я никогда не задумывался над этим, для меня "Лорд" было чем-то вроде знака высочайшего уважения, что ли... "Лорд" и "друг" - одно и то же? Я почувствовал истину в этой мысли, но она ускользала от меня.

В любом случае, необходимо отвечать на вопрос. Особенно когда тебе его задает Румил.

- Видишь ли... Румил, - я запнулся, все-таки странно называть величайшего из инголемо просто по имени, - в том-то и дело, что я своего пути не знаю. А путь и суть - одно и то же, верно ведь?

Я не сводил с Румила глаз, пытаясь понять, что он думает обо мне.

- Позволь, я поясню, - поспешил добавить я. - Я рожден в плеске волн, далеко от гордых башен Тириона. Там все просто и незамысловато. Там над водою летят песни корабельщиков, а ловцы жемчуга и рыбаки вечерами вместе жгут костры на побережье. Мастера вправляют жемчуг в серебро и дарят свои изделия вышивальщицам парусов, а потом все вместе бросают в море драгоценности. Но в моих жилах течет кровь иного народа. Я - один из Нолдор, меня так и звали в Альквалондэ. Сначала я не задумывался над этим. Потом стал думать, но ничего не мог понять. А потом я приехал сюда.

Я узнал, что такое вершины мастерства. Каменная песня Тириона заворожила меня. Иные изделия, что выходили из рук великих мастеров Нолдор - я смотрел на них и понимал, что обрел понимание Цели. Я понял, зачем отец прислал меня сюда учиться. Это у меня в крови - стремиться к воплощению Истины в материи. В Альквалондэ я никогда не научился бы ничему подобному.

Я пошел учиться. Мой учитель, Релион - один из лучших мастеров Нолдор. Он прекрасный мастер и чудесный учитель, я многим обязан ему. Он раскрыл мне многие секреты мастерства, он показал мне, как претворять сырой материал и воплощать в нем свои мысли. Но Румил... - я опускаю голову, стыд захлестывает меня. Я действительно стыжусь этого, и говорить об этом мне нелегко. Но Релион выслушал с пониманием и посоветовал поговорить с Румилом, и раз мой учитель мне это сказал, я должен быть откровенным. Я отчаянно поднимаю голову и снова встречаюсь взглядом с Румилом. - Я не в состоянии перенять это искусство! Не знаю, сможешь ли ты меня понять - я стал мастером, я научился делать красивые, прочные, хорошие вещи. Но я понял, и понял не так давно, что мне не создать шедевров, подобных творениям Махтана, Релиона и... Феанаро.

Последнее имя я невольно произношу хриплым полушепотом.

- Вот и... - вздыхаю я, - я и растерялся. Ведь не может так быть, чтобы Нолдо пришел в мир лишь для того, чтобы придавать материи иную форму! Что-то большее должно быть.

Я не знаю, что тому причиною - моя смешанная кровь, моя жизнь у моря или что-то иное. Может быть, у меня иной путь? Но я не вижу, не знаю его. Я рассказал об этом Релиону. А он сказал - рассказать все это тебе.

Я устало вздыхаю и опять опускаю голову. Мне по-прежнему стыдно - во-первых, потому, что мои слова ничего не изменили: я по-прежнему ощущаю себя позорным неумехой среди великих мастеров. А во-вторых, что это у меня с lamatyave - я пришел к величайшему из инголемо и рассказываю ему сбивчиво, без поэтики и образности, словно дитя полгода Дерев от роду!

Румил съел виноградину, и зажмурился. Казалось, он находится в благостной дреме, но его голос никак не соответствовал этому впечатлению. Его голос был похож на гончую, стремительно бегущую по свежему следу.

- Нолдо пришел в этот мир, чтобы придавать материи иную форму? Конечно, не может быть. Нолдо... хм. Кто такие Нолдор? Кто мы? В чем наше отличие? Чем больше я об этом думаю, тем меньше я вижу смысла в этих вопросах. Эльдар - с нажимом сказал Румил - эльдар пришли в этот мир по воле Эру, и для чего - ведомо лишь ему, в его всеохватывающей мудрости. Махтано - мастер из мастеров, и Релион, по твоим словам, очень искусен, равно как и Фэанаро. Они заплатили цену за свое умение. Особенно Фэанаро. Но искали ли они себя? Мучил ли их тот же вопрос? Скажу тебе по секрету, друг мой, что Махтано не задавался этим вопросом. Едва ли думал об этом и Релион, и лишь про Фэанаро я не смогу ничего сказать.

Румил мягко открыл глаза.

- Я. Я, и, быть может, еще горстка эльдар искала себя. Ты понимаешь, о чем я? Тебе все еще стыдно, Финдарато Инголдо?

Я моргнул. Разумеется, я ничего не понимал.

Румил как будто отвечал не на те слова, которые я ему сказал, а на какие-то невысказанные и мной самим несформулированные мысли, и я пытался найти те вопросы, на которые мне сейчас ответил Румил. Разумеется, мне это не удавалось.

- Прости меня, Румил, - сказал я - это было единственное, что я мог сделать, - но я плохо понимаю тебя. Мне трудно следовать за твоей мыслью. Ты позволишь мне переспросить тебя? Ибо только так я смогу тебя понять.

Ты говоришь о цене. Цене, которую великие мастера заплатили за свое умение. Ты можешь сказать мне, что это за цена? Годы учебы? Муки творчества? Мне кажется, это нельзя назвать ценой, как нельзя назвать ценой пения движения губ. Или эта цена - что-то большее? Отказ от чего-то, какая-то потеря?

И если они не искали себя, то как же они стали - собой?

Румил встал, и принялся расхаживать по площадке, заложив руки за спину. Сейчас можно было заметить, что Инголемо был босой.

Это меня не удивило. В конце концов, Румил был у себя дома. Дома я тоже босиком хожу.

- Извини, я объясню. Цена - потерянные возможности. Наша жизнь - вся и всех - состоит из потерянных возможностей. Кто-то стал кузнецом - и не умеет петь. Кто-то умеет петь - и не умеет ковать металл. И это хорошо, это замечательно - и в этом мы видим необъятную мудрость Эру. Каждый - уникален в стремлении к совершенству. А Фэанаро... он заплатил более других. Мириэль была истощена до предела его рождением. Где, как не в ней, источник тех умений, что переполняют старшего сына Финвэ?

Мне от этих слов стало грустно. Я никогда не смотрел на жизнь так. Но мысль о том, чем заплатил Феанаро, меня просто обожгла. Я представил себе, как все жизненные силы моей матери пережигаются в мои собственные возможности. Я чуть не закричал "нет, я этого не хочу!"

- Что же до поиска себя - это тоже умение, - продолжал Румил.

Еще одна мысль, изумившая меня. Мне казалось, что это скорее учеба, а не умение.

- Поиск есть познание, а познавая себя, познаешь мир. Ты - лучшее тому доказательство, ты не можешь понять, как можно кому-то не искать себя, так же, как и Махтано не понимает, как я, например, не могу сделать из металла простейшее колечко. А все потому, что духовный поиск - это призвание. Твое призвание, Финдарато. Тебе суждено постоянно стремиться к вершине знания, тебя не удовлетворит одно лишь знание кузнечного и ювелирного дела, и тебе останется лишь одно - постигать чистую и высшую мудрость, без надежды достигнуть её.

У меня было странное ощущение. Как будто я оказался на вершине горного пика. И стоял там один, среди снегов, не в силах спуститься. Дул холодный горный ветер. Такой показалась мне моя жизнь после слов Румила.

Румил снова сел, и, взяв в руки перо, принялся его вертеть.

- Прости изобилие моих слов, они текут из меня, как вода из фонтанов на главной площади. Увы, я слишком люблю говорить. Есть и еще одна слабость - мне кажется, что лучшим ответом на вопрос является еще один вопрос. Я думаю - не уверен, заметь - что кузня - это не твое призвание. Ты можешь быть способным мастером в любом ремесле, но не это главное в тебе. Искать и постигать - вот цель. Взгляни туда - на эти башни и дворцы, беседки, сады, и просто дома - и поверь мне, что тех, чье призвание лежит в изучении мудрости, там можно пересчитать по пальцам одной руки, с учетом, что один из них - я, а другой - ты.

Да, не зря Румил - первый из инголемо. Я начал осознавать, что его слова перевернули мое представление о мире, а я даже не заметил, и теперь мне предстоит долгая работа: разглядывать этот перевернутый мир, выясняя, как же он устроен на самом деле.

Оказывается, поиск - цель, а не средство. Жизнь - не сумма реализованных возможностей, а сумма потерянных возможностей. Можно обрести себя, не ища - но не всем. Румил не может сделать простого колечка из золота. Махтан не может этого понять. А моя жизнь - поиск высшей мудрости без надежды ее найти.

Это все могло бы показаться бредом тому, в чьем народе от века главной добродетелью считалось умение ясно осознавать цель и достигать ее, но учитывая, КТО сказал мне все это, я начал понимать, что, наверно, действительно чего-то не понимаю. Не понимаю чего-то важного в том, как на самом деле устроен этот мир.

Мне очень не хотелось, чтобы Румил оказался прав по поводу того, в чем мое призвание. Я еще мог понять, что бывают иные пути, кроме совершенствования в мастерстве; но поиск без надежды обрести цель этого поиска - это мне совсем не понравилось!

Где-то в глубине моего разума начала возникать новая схема мира, но прежде, чем она более-менее ясно проступила перед моим мысленным взором, у меня вырвался вопрос - просто из глубины души, я не собирался возражать великому инголемо, но только когда он прозвучал, я понял, насколько мне страшно (странно, а раньше я не понял, что это ощущение холода - страх):

- Но Румил, неужели целью бытия может быть невозможность достигнуть цели?

Румил подцепил из чаши маленькую кисточку винограда, и воззрился сквозь нее.

- Только так. Только недостижимая, невозможная цель. И только эстэль - надежда достигнуть ее. Иначе - взгляни: есть пред нами цель, и мы рано или поздно достигнем ее. - Румил сорвал виноградину, и съел ее. - Вторая цель - не проблема, и на пути к третьей нас ничто не остановит! - еще две ягоды отправились вослед за первой, а в руке осталась веточка. - И что? Что дальше? С чем мы остаемся? Ни с чем. Именно поэтому я считаю единственно разумным стремлением стремление к тому, чего нельзя достичь. По дороге мы найдем еще много винограда, персиков и груш, найдем и терновник, но свет впереди нас будет вести до Второй Музыки.

Лицо Румила вдруг приняло мечтательное выражение:

- Ах, друг мой, знал бы ты, сколько бы я отдал за то, чтобы снова проснуться на берегах Куйвиэнен, и вновь пройти тот путь познания, что я уже прошел... С течением времени я нахожу все меньше фруктов мудрости и плодов прозрения... Но мудрость, создавшая Арду бесконечна, таково же будет и мое путешествие.

Кажется, я сейчас разочарую Румила. Впрочем, странно было бы мне его не разочаровать.

Но насколько же он непохож на других известных мне Нолдор! Совершенно не похож...

Мой отец - инголмо и мастер. Он радуется своим творениям, которые уступают, конечно, творениям Феанаро, но его высшая радость - описывать секреты мастерства в книгах. Его книги и его инструменты живут в его сердце рядом, и для него создать книгу, посвященную мастерству - не меньшая радость, чем для Феанаро - создать великий шедевр. Написав одну книгу, он немедленно начинает обдумывать другую.

Это я могу понять. Но стремление к недостижимой цели... Если бы кто-нибудь сказал мне, что есть некий Нолдо, который стремится к недостижимой цели, мне было бы очень жаль этого Нолдо. Но если учесть, что этот Нолдо - Румил, которого почитают все Нолдор, нужно очень серьезно подумать о замене жалости чем-то другим. Например, желанием осознать то, что мне было сказано.

- Румил, но ведь целей можно поставить бесконечное множество! Как я понимаю, наши великие мастера так и живут. Они творят, не задумываясь, что когда-нибудь сотворят все возможное. Потому что это невозможно, верно? Ты говоришь, что мудрость, создавшая Арду, неисчерпаема - значит, и сама Арда тоже неисчерпаема, верно? Получается, есть две возможности: бесконечная череда достижимых целей - или одна недостижимая. Ты говоришь, что живешь ради недостижимой цели... значит, радость достижения незнакома тебе? Что же для тебя заменяет ее?

(И мысль в глубине: если мне суждено стремиться к недостижимому, если мне это и вправду суждено, должен же я знать, какую радость смогу обрести, если высшая радость, известная нашему народу, мне недоступна...)

- Вот именно! - Румил выглядел радостно, и широко улыбался. - Ты сказал эти слова: бесконечное множество, невозможно, неисчерпаема. Жить ради бесконечного числа достижимых целей - то же самое, что жить ради одной недостижимой. Тот же эффект. Конечно, на моем пути тоже есть вехи, достигая которых, я радуюсь той самой радостью достижения.

Румил сел, и прикрыл глаза.

- Кстати, уж прости меня за отступление, но Арда конечна, равно как Первая Музыка имела начало и конец. Однако, она постоянно меняется, и, зайдя в тот же лес всего лишь через пару лет, ты найдешь новые цветы и деревья, и свет Древ иначе будет сиять сквозь листву.

Ну что ж, пора делать для себя какие-то выводы. Я задал вопрос, Румил на него ответил. Но я, кажется, так ничего и не понял.

- Значит, духовный поиск, познание - как цель? Таким ты видишь мое призвание? Сродни своему?

И вот тут мне становится страшно. Потому что я еще не инголмо - не тот, для кого познание - мастерство. Этому тоже должно учиться. Но как? У кого? У самого Румила? Проситься к нему в ученики?

- Нет. Твой путь будет иным, я думаю. Только не подумай, что ты теперь что-то должен. Я лишь говорю о том, что ты можешь.

И тут я произношу совершенно честно:

- Но я не готов, Румил. Я не уверен, что я хочу этого! Не уверен, что желаю посвятить себя познанию. Не уверен, что хочу идти по пути инголмо!

- Не уверен - не иди. Жемчужина мудрости времен пробуждения у благословенного озера.

Я говорю - скорее сам себе, чем Румилу:

- Как странно. В Гаванях я учился всему, чему мог научиться, просто потому, что так делали все; никогда не задумывался, зачем и почему я это делаю. Потом отец прислал меня в Тирион, дабы я научился нолдорскому мастерству. И я увидел творения Феанаро и в первый раз действительно захотел чему-то научиться. Это привело меня к сомнениям в самом себе. Теперь я, благодаря твоим словам, вижу, что существует иной путь - путь познания духовного. Вижу, хоть и не знаю, как на него ступить, и не знаю, почему путь духовного поиска исключает путь мастерства, и наоборот - и даже не знаю, исключает ли. Но меня удивляет другое: я призадумался, чего я хочу, и вдруг понял, что никогда раньше не ставил перед собою этого вопроса! И не умею толком на него отвечать. Что это - неспособность, недоученность? Или незнание самого себя?

- А кто знает себя? Фэанаро? Наверное, только Валар ведают пределы своих сил, ибо Сила, Стихия - их суть.

Ну что ж, понимаю я, разговор окончен. Большего сам Манве, наверно, не мог бы мне сказать.

- Благодарю тебя, Румил, - говорю я. - Прости, если показался тебе недостаточно умным или слишком самонадеянным. Надеюсь, что отныне смогу по-другому взглянуть на то, что я делаю и что постигаю.

Я поднимаюсь со стула и склоняюсь перед Инголемо в почтительном поклоне.

Назад