Корли


След Финарато


Предисловие

Эти рассказы - не о Финроде. О том следе, который он оставил в душах врагов и друзей, в земле Белерианда и людских легендах. Я знаю - тема не нова. Уже есть "Ab surdo" и "Эхо Мандоса", есть "Хроники дома Финарфина", есть многочисленные рассказы и стихи... Что делать. Я вижу - так и молчать из?за того, что кто?то уже высказал иное мнение считаю неразумным. Я надеюсь, те, кому дороги Финарато, Лютиэн, Берен, найдут в моих сумбурных зарисовках хотя бы что?то новое и интересное для себя, хотя бы что?то достойное внимания. А критики, любители искать орфографические ошибки и следы тайных гностических взглядов автора, могут вместо этого почитать энциклопедический доклад, это будет для них полезней и увлекательней.

Финрод Фелагунд, Берен Эрхамион, Лютиэн Тинувиэль - спасибо вам за тот свет, который вы принесли в мою жизнь. Простите, если сочтете мои рассказы дерзостью.

Эйлиан, Лариса Бочарова, Ольга Брилева и Элхе Ниэннах, Нион и Никаэль, Диэр и Дайрет, Ассиди и Альдара, Эстелин и Эланор, Ронья и Аниана, Потаня и Тайэре - спасибо вам! За стихи, песни, рассказы и повести, за горечь и радость, за красоту, за встречи с Финарато, за след, оставленный вами в моей душе. Если в чем-то мои рассказы окажутся подобием ваших, заимствованием, плагиатом - простите меня.

Отдельное спасибо - Даре Ливень за мир "Эльфийского Берилла".

Любовь
(из рассказов Берена Диору)

Знаешь, малыш, я не умею ненавидеть. Уже не умею. Я разучился ненавидеть в то мгновение, когда проснулся в холодном поту после того, как дух несчастного Горлима явился мне во сне и рассказал о судьбе отца. В наших песнях часто рассказывается о мстителях?одиночках, сожженных изнутри жаждой мести, о людях для которых единственной силой в жизни осталась ненависть. Никогда не понимал их.

Можно ненавидеть парня, уведшего у тебя любимую, можно ненавидеть соседа, побившего тебя в драке... Но когда дело доходит до великого Зла, такого как орки и их хозяин ненависти нет места. Ненавидеть можно лишь того, кого мог бы полюбить, а в Повелителе Севера и его рабах нет ничего достойного любви.

Нельзя ненавидеть чуму или холеру, нельзя ненавидеть зимний холод и летнюю засуху. И потому с тех пор как я начал мстить Врагу за отца я перестал испытывать ненависть. Я убивал орков бесстрастно, как лекарь отрезает пораженную воспалением руку, я готовил ловушки для слуг Врага с безразличием плотника, утепляющего дом к зиме.

Наверное, именно этого и боялись слуги Врага. Мало ли мстителей-одиночек вроде меня бродило по Белерианду. Но те, кого вела ненависть, были понятны оркам, меня же они не могли понять. И потому боялись, как боятся всего непонятного.

И потом, когда я встретился с твоей матерью, когда отправился в поход за Сильмариллом, ненависть не сопровождала меня. Я не ненавидел Даэрона, Тингола, сыновей Феанора. Когда на севере есть Враг, когда в Дориате есть Лютиэн, ненависть к врагам Врага и сородичам твоей матери бессмысленна и нелепа.


Я не испытывал ненависти к Врагу и его рабам, но мог понять тех, кто ее испытывает. Люди не склонны смотреть вдаль, для них орки казались чем?то вроде очень плохих людей, которых можно ненавидеть. Многие из эльфов видели Владыку Севера в стране за морем, говорили с ним, как с равным и теперь ненавидели его как равного.

Но потом я встретил эльфа, которого долго не мог понять. Финрод Фелагунд, государь Нарготронда, не просто не умел испытывать ненависти. Он не умел не испытывать любви. Он любил своих родичей. Любил землю Белерианда. Любил птиц и зверей, залы Нарготронда, ручьи и реки. Любил людей, любил не только доблесть и честь Атани, но и слабость, безрассудство, неумелые попытки подражать эльфам или наоборот, ни в чем не походить на них... Любил сыновей Феанора, любил их мастерство, мрачное упорство, холодный и острый разум. И даже Врага - он тоже любил. Мне это казалось невозможным - но он любил его, той любовью?жалостью, которую племянник испытывает к дяде, лишившемуся рассудка или ставшему рабом вина...

Когда в Нарготронде началась смута он просто ушел из своего королевства. Я видел - стоило бы ему приказать и верные своему королю эльфы и люди Нарготронда взялись бы за мечи, колеблющиеся пошли бы за ним по привычке и оказались бы повязанными кровью, а немногочисленные горластые противники были бы смяты. Но он слишком любил Нарготронд чтобы допустить кровопролитие в его стенах и потому просто ушел.

Я видел его поединок с Повелителем Волков. Не мне судить о чарах, но мне кажется - Финрод мог победить. Победить, уничтожив противника. Но он попытался вытащить его из под власти Врага, вернуть ему утерянное величие брата государыни Мелиан. И только потому Финрод потерпел поражение в этом поединке.


Я стараюсь держаться подальше от людей и эльфов, зная каким искушением будет для многих из них Сильмарилл, но это не значит, что я слеп и глух. Слухи и байки, рассказы и песни, баллады и хроники приходят ко мне, пусть и с некоторым опозданием. Через подданных Хозяина Лесов и Матери Зверей, через немногих доверенных людей и эльфов. Я знаю - многие людские сказания называют Финрода безумцем, погубившим свое королевство и сгинувшим самому. Тебе еще на раз предстоит услышать нечто подобное. Не верь им. Это та правда, которой Враг обманывает сердца. Не может быть безумцем тот, кого ведет любовь. Я не мудрец и не мне решать, как бы повернулись события, поступи Финрод иначе, но что-то подсказывает мне - не миновать бы стократ горших бед...

Ненависть

Тьма. Густая, мертвенная тьма, бездонно?черная, словно прорыв в ткани мироздания, словно бы та самая Тьма - первооснова бытия, извечный противник Света, почитаемый иными из мудрецов Востока. Багровое свечение немногочисленных светильников не разгоняет мрак, а делает его еще гуще и непрогляднее. Два силуэта - сгустки тьмы, почти невидимые в окружающей темноте, ощущаемые каким?то неведомым чувством, не имеющим названия в человеческом языке. Два сгустка Тьмы - но разных, не менее разных чем тьма и свет... Один - высокий, какой?то острый, колючий, безмерно холодный, другой - теплый, уютный, как темнота детской спальни... Именно ему и принадлежал голос, первым нарушивший тишину. Ленивый и неторопливый, густой баритон, который мог бы принадлежать одному из царедворцев сонных стран дальнего Харада...


- Что за беда у тебя случилась?

- Беда? - холодный голос бьет как отточенный клинок, в одном слове сплелись ироничное уважение к догадливости собеседника и неудовольствие его прямотой.

- А с чего бы еще Государю Востока вспоминать о былом слуге своего хозяина?

- Не ерничай!

- Почему бы и нет... - можно было быть уверенным, что по невидимому в темноте лицу скользнула улыбка, - это тебе что?то нужно от меня, а не наоборот. Не нужно долгих предисловий, я - не твои харадские подданные...

- Хорошо. Мне нужна твоя помощь.

- Я уже говорил - мне нет дела до твоей войны с Владыками Запада. Если бы среди них был хотя бы один достойный быть моим хозяином - я был бы с ними... Но я тебя выслушаю, это может быть... интересно.

- Ты знаешь, как появились Больдоги?

- Никогда не интересовался. Младшие, облеченные орочьей плотью, твои потомки, дети других Изначальных?

- Это тоже было. Но не это главное.

- А что главное?

- Пленные эльфы. Можно превращать эльфов в орков, так как мы это делали до разрушения Утумно - страхом, болью, чарами, изменяя десятки и сотки существ одновременно. Но можно и иначе - изменить тело, изменить музыку фэа, и подчинить себе фэа, сохранив при этом знания, умения и способности...

- Неплохая мысль... Хотя для того, чтобы заглушить музыку чужого фэа своей, нужно быть Владыкой Севера...

- Я тоже способен на это. Был способен.

- А вот это уже интересно. Продолжай...

- Я хочу создать новых Больдогов. Больдогов-людей. Из тех, кто сам хочет такой судьбы, чье фэа готово принять музыку темы Мелькора...

- Любопытная задумка. Пожалуй, я с интересом буду наблюдать за твоими делами.

- Мне... - говоривший запнулся, видно не часто ему приходилось говорить эти слова, - нужна твоя помощь. Я потерял способность привносить свою музыку в чужое фэа.

- Интересно... Пожалуй, я соглашусь. Дело обещает изрядно поразвлечь меня. Но у меня будут два условия.

- Я слушаю.

- Я промурлыкаю колыбельную твоим новым Больдогам, но тратить свои силы на то, чтобы сделать их чародеями, я не буду. Так что делиться с ними силой будешь ты. Какие?нибудь зачарованные ожерелья, браслеты, перстни...

- Согласен.

- А платой за мою колыбельную будет твой рассказ.

- О чем?

- О том, как ты потерял способность перепевать эльфов.

- Я бы не хо... - голос на мгновение прервался, а потом словно бы и не было предыдущих слов коротко бросил, - держи! И речь заменило то, что эльфы называют osanwe, а смуглокожие люди Востока - Тенью Памяти.

* * *

Их было двое. Золотоволосый эльф в потрепанной одежде и высокая темная фигура. Песенный поединок, любимая забава валинорских эльфов - не разрушая чужой песни вплести в нее свою, чуть изменить смысловые оттенки, сдвинуть акценты и превратить ее нечто иное. Иные из этих песен-переделок надолго переживали своих прародительниц: наверное, уже никто из эльфов Белерианда не вспомнил бы балладу о шторме в северных водах, которую Маглор превратил в задорную застольную песенку, поныне звучащую на пирах.

Но этот поединок был иным. Каждое слово песни творило свой маленький полупризрачный мирок, он обретал жизнеподобие и объем, становился все более живым и ярким. Все меньше простора оставалось для новых мелодий - призрачный мир не принял бы слов, искажающих уже созданное, отбросил бы всю силу вложенную в эти слова в лицо певца. Поединок двоих превращался в поединок троих - эльфа, темного певца и создаваемого мира. Воздух был напоен силой чар, две мелодии сплетались создавая новое или взаиморазрушаясь... Это казалось странным, гротескным подобием Айнулиндалэ, тем более, что в песне эльфа слышались отзвуки Темы Илуватара, а в песне темного - Темы Мелькора.

Наверное, любой человек и даже эльф не сумел бы понять и четверти из увиденного, на наблюдатель был айну, он сам пел в Айнулиндалэ и потому читал хитроумные построения поединщиков как люди читают книгу на полузнакомом языке. В любой момент темный мог бы победить - созданный поединком песен мир был хрупок и удар грубой силой разрушил бы его. Сам темный смог бы уберечься от последствий разрушения своего творения, но эльфа не спасло бы ничто. Тем не менее, темный упорно играл по правилам песенного поединка - и теперь наблюдатель понимал почему. Эльф, согласившись на поединок на песнях, стал уязвимым. Если темный победит - музыка фэа эльфа изменится, в мир придет величайший из Больдогов.

Но темный забыл извечное правило военного искусства, одно из семи правил высеченных на мраморной плите, стоящей во дворе королевской школы мечников Нуменорэ - "Если враг находится на расстоянии, достаточном для твоего удара - ты находишься на расстоянии, достаточном для удара врага". На мгновение мелодия эльфа взмыла ввысь, полупризрачный мир дрогнул... Казалось сейчас музыка эльфа ворвется в душу темного, вывернет ее наизнанку, превратит в нечто иное... Не успела. Темный нанес удар, мир, созданный мелодией, распался и эльф тяжело рухнул.


Образ гас, ослабевал - но наблюдатель успел поймать последнюю... даже не мысль - тень мысли, еле слышное эхо. Ничтожная часть музыки эльфа все же заняла свое место в душе у его противника, став подобием того, что люди называют "совестью". Эльф все таки сумел обыграть своего противника.

* * *

- Смелый ход. Превратить Гортхаура в Артано Аулендила...

- Не смей этого говорить! - в голосе звучала ярость лесного пожара, - не смей! Я ненавижу его, ненавижу его сестру, его родичей, его соплеменников, его друзей. Я уничтожу все, что осталось от него в этом мире.

После недолгой тишины он продолжил совсем уже иным голосом - почти спокойным. В этом голосе тоже звучал огонь, но то было багровое пламя лавы извергающегося вулкана, неотвратимой и бесстрастной в своем разрушении.

- Итак, Тевильдо. Я могу рассчитывать на твою помощь.

- Можешь, - коротко хмыкнул собеседник.

* * *

Государь Мордора, Протектор Востока и Юга, Саурон Великий, Грозный Гортхауэр почти восстановил свою мощь, утерянную после развоплощения и потери Кольца, когда до него дошли вести о нахождении Кольца. До победы оставалось совсем немного. Успех следовал за успехом. Предатель Саруман сцепился со своими соседями, враги ослабляли друг друга. Зануду Олорина на время вывел из строя Барлог. Первая попытка осады Минас-Тирита (ненавистное название! Уже оно одно было достаточным поводом для начала войны) не увенчалась успехом, но почти все резервы Гондора были уничтожены. Второй осаде они не смогут противостоять... До победы оставалось совсем немного, когда Саурон услышал хриплый голос "Я объявляю себя Властелином Кольца". Кольцо было где-то невдалеке и кто-то пытался овладеть его силой... Саурон давно ждал этого мгновения, он был готов всей своей силой потянуться к наглецу, размазать его по камням, овладеть Кольцом. Тогда ничто не сможет его остановить. И в это мгновение почти задавленная, загнанная в самый дальний уголок души музыка проклятого эльфа проснулась. Саурон потерял всего лишь несколько мгновений, но было уже поздно - кольцо летело в жерло Ородруина и такая близкая победа рассыпалась в прах... "И все же ты победил, эльф. Ненавижу!" - успел прошептать Саурон, прежде чем лава Ородруина превратила Кольцо в несколько капель расплавленного золота.

Память Льда

Последний государь Артэдайна не любил проигрывать. Отнюдь не так, как не любят обычные люди, страшащиеся последствий проигрыша. К своим юношеским любовным неудачам, обыденным ошибкам, проигрышам в игре Арведуи относился подчеркнуто равнодушно. Но когда проигрывал Артэдайн, это казалось ему вопиющей несправедливостью, результатом небрежности Валар. Именно Артэдайн сохранил наследие Верных Нуменора, изрядно подрастерянное Гондором, проданное и преданное Кардоланом и Рудауром. Артэдайн не мог проиграть, это было несправедливо, неправильно, лживо...

И потому в каждом поражении Арведуи искал зерно будущей победы. Это помогало перенести удары судьбы. Иногда позволяло и впрямь обернуть во благо Артэдайну обрушившиеся на княжество беды. Но теперь Арведуи проиграл, проиграл раз и навсегда. Армия разбита, по всему Артэдайну полыхают мирные деревни, города осаждены. Еще немного и от некогда могучего народа Артэдайна останется лишь воспоминание. И чтобы сохранить хотя бы что-то, Арведуи бежал на север, к вечным снегам земли Лосхот, к ледяному заливу Форохел. Бежал спасая стариков-хранителей мудрости, воинов и немногочисленные княжеские реликвии.

* * *

- Прости, государь южной земли, - склонился в глубоком поклоне закутанный в меха лосхот, - мы не воюем с Черным Князем. Он не воюет с нами. Мы боимся его. Он боится нас.

Арведуи скептически усмехнулся, но промолчал.

- Народ Лосхот позволит старикам, женщинам и детям твоего народа найти укрытие в наших жилищах, сохранив книги и обычные вещи. Этого требует милосердие. Но мы не позволим воинам, оружию и волшебным предметам быть здесь. Война с Черным Князем не нужна Лосхот. Так требует здравомыслие.

- Я требую встречи с вашими старейшинами, - коротко бросил Арведуи, смиряя гнев.

- Старейшины приняли решение, и только воля Зеленого Бессмертного может изменить его.

- Тогда я требую встречи с этим Зеленым Бессмертным, - бросил Арведуи, не слишком вдумываясь в нелепую кличку. Откуда взяться чему-то зеленому в этих краях серого и белого? Впрочем о шаманах Лосхот доводилось слышать и более странные вещи.

- Многие требуют, государь южной земли, - вновь склонился в поклоне собеседник. Если он и издевался, по бесстрастному лицу его нельзя было понять ничего, - Зеленый Бессмертный сам решает, с кем ему встречаться.

- Тогда передай ему мою просьбу о встрече.

- Передам, государь южной земли.

* * *

Зеленый Бессмертный ничем не отличался от других лосхот, разве что мехов на него было накручено еще больше, чем на других, да в доме его было две комнаты, а не одна как в большинстве домов лосхот. Лишь когда в щели странного головного убора мелькнули глаза, Арведуи понял происхождение странного прозвища. Глаза лосхот были светло-серыми, реже карими. Но глаза шамана блестели яркой зеленью весенней травы. Скорее всего, достались они шаману по наследству от какого-нибудь заезжего кардоланца. Много там было зеленоглазых и рыжеволосых потомков горцев...

- Я слушаю вас, князь, - со странным акцентом произнес шаман и Арведуи мимоходом подумал, уж не скрывается ли под мехами ангмарский или кардоланский подсыл. Это многое бы объясняло...

- Я прошу Лосхот о помощи.

- Разве помощь, предоставленная вам старейшинами Лосхот недостаточна? - сухо осведомился шаман.

- Нет. Изгонять меня и моих воинов сейчас - значит обречь их на верную гибель.

- Оставить их - значить обречь на гибель многие десятки воинов Лосхот. Нас не так уж много, князь...

- Значит вы предпочитаете помогать Ангмару?

- Отнюдь, князь. Мы не воюем с Ангмаром. Мы не дружим с Ангмаром. Мы не хотим ни дружбы, ни вражды с Черными.

Арведуи раздраженно сбросил перчатки.

- Как вы не понима... - начал он, но был прерван шаманом.

- Что это? - в голосе появился намек на эмоции.

- Что именно?

- Ваше кольцо.

- Это... - Арведуи замялся. Как пересказать этому дикарю многотысячелетнюю историю неброского кольца? Как объяснить, не исказив истины - шаманы Лосхот славились умением безошибочно чувствовать всякое уклонение от истины.

- Это кольцо некогда принадлежало великому эльфийскому королю. Он подарил его одному из моих далеких предков.

- Какому королю? - резко спросил шаман.

- Финроду Фелагунду, сыну Финарфина, повелителю Нарготронда, - механически, словно на испытании у сурового учителя-книжника, ответил Арведуи.

На мгновение шаман замялся. Потом негромко произнес.

- Ну что же... Потомку Берена Эрхамиона, сохранившему кольцо Фелагунда, и не забывшему его владельца, я готов помочь. Вы и все пришедшие с вами можете оставаться в землях Лосхот с оружием и княжескими регалиями. Я сообщу решение старейшинам.

- Благодарю, - наклонил голову удивленный князь, понимая неуместность расспросов.

* * *

- ...я давно хотел задать вам один вопрос. Если ангмарцы окажутся сильнее, чем я полагаю и мне не удастся вновь воспользоваться вашим гостеприимством, этот вопрос будет терзать меня в Мандосе и на неведомых путях.

- Не стоит так шутить, князь... Вы хотели спросить, кто я такой?

- Да.

- Летописи не лгут, князь. Но летописцам не дано знать всего. Волк Саурона загрыз и съел пятерых спутников Финрода на глазах у Владыки Нарготронда. Когда он утащил еще живого шестого с собой, Финрод решил, что я разделил судьбу пятерых предшествеников. Но Саурон отчего-то решил оставить мне жизнь. Быть может, он хотел вновь убить того, кого Финрод уже считал мертвым, поселить в нем неуверенность в судьбе остальных?.. Как бы то ни было, меня лечили. И когда госпожа Лютиэн пришла к вратам Тол-ин-Гаурхот, я сумел бежать.

Прочитав в глазах Арведуи немой вопрос, Зеленый Бессмертный (теперь стала понятной и вторая половина произвища) добавил:

- Вы совершенно правильно поняли, князь. Я постарался скрыться от Лютиэн. Каково бы было мне, выжившему, рассказывать о смерти остальных.

* * *

В хрониках не пишут об этом, но среди спутников Арведуи, нашедших свою смерть в морской пучине были не только воины Артэдайна, но и шаман Лосхот, единственный шаман, стоявший выше старейшин. Этот шаман носил странное и нелепое имя Зеленый Бессмертный.

Память земли и огня
(Из "Землеописаний Эринна Странника из Виньялондэ")

... Люди же Самоцветного Кряжа отличаются странными обычаями, не схожими, ни с обычаями окрестных земель, ни с нуменорскими, ни с эльфийскими, а вернее, схожих в некотором со всеми ими.

Подобно Остранне, здесь особенно почитаемы кузнецы, ювелиры, гранильщики и горные мастера. Однако ремесла здесь делят на высокие и низкие, и кузнец, кующий сохи, бороны и иные инструменты, считается ниже оружейника, а тот, в свою очередь - ниже ювелира. Ювелиров, работающих с золотом, бериллами и рубинами, здесь почитают выше, чем тех, что предпочитают серебро, агаты и топазы, даже если мастерства последних несравненно превосходит мастерство первых...

...С кузнечным и ювелирным делом связаны также многие странные поверья. В частности, люди Самоцветного Кряжа почитают двух змей, Самоцветную Змею Тигайну, повелевающую богатством подгорным, и Зеленую Змею Эллейну, повелевающую богатством надземным. Кузнецы, горняки и ювелиры оставляют часть камней, золота и серебра в дальних уголках шахт, как жертву Тигайне. Пахари и скотоводы жертвуют Эллейне хлеб, мясо и молоко. Две переплетенные змеи символизируют собой богатство и благополучие, кольца, браслеты и ожерелья с изображением Тигайны и Эллейны часто дарятся молодоженам и детям в день совершеннолетия.

Считается также, что кузнец и ювелир должен иметь звонкую душу, дабы металл и камень слушали его. Посему считается желательным, чтобы кузнецы, ювелиры и гранильщики умели петь, танцевать, играть на музыкальных инструментах или рисовать. На вывеске перед домом кузнеца рисуют не наковальню, как это привычно нам, а арфу и кисть, перед домом же гранильщика или ювелира - флейту и кисть... ...Люди Самоцветного Кряжа почитают Великого Кузнеца. Хотя многие полагают, что под этим именем они знают Аулэ, это не так. Обычно землеописатели выслушивают лишь легенды людей равнин и предгорий. В легендах равнинных жителей говорится, что Великий Кузнец встретил людей, когда те только пришли в мир, он учил их музыке, счету и письму, кузнечному и воинскому делу. Великий Кузнец научил людей гранить камни, почитать Эллейну и Тигайну и пестовать звонкую душу мастера. Он также защищал людей от чудовищ из тьмы. Иных из людей Великий Кузнец приглашал в свои сияющие чертоги. Это и впрямь похоже на то, как люди Востока пересказывают эльфийские повествования об Оромэ и Валар.

В песнях горцев, однако, рассказывается и иное. Великий Кузнец вел войну с хозяином чудовищ из тьмы, потому что тот разрушил мост между землей Великого Кузнеца и землей его супруги, Повелительницы Света. В битве с хозяином чудовищ Великий Кузнец тяжело ранил противника, но и сам был убит. Тогда предки людей Самоцветного кряжа взяли в руки оружие и напали на хозяина чудовищ. Многие погибли в той битве, но и сам хозяин чудовищ был повержен.

Мне представляется, что под именем Великого Кузнеца люди самоцветного кряжа почитают Финголфина, ибо он - единственный изо всех эльфов вступал в поединок с Морготом, а в том, что Великий Кузнец - именно эльф у меня нет сомнений. Справедливости ради следует отметить, что мой юный спутник полагает, что Великий Кузнец - это Финрод Фелагунд, указывая на то, что он более других эльфийских государей учил людей, а повелителем чудовищ легенда могла называть и Саурона, однако мне представляется, что оное мнение порождено исключительно излишней любовью юного Хэлека к "Лэ о Лэйтиан"...

...Как ни странно, об эльфах люди Самоцветного Кряжа знают очень немногое, полагая их всего лишь одним из особенно мудрых и могучих людских племен. Нуменорцев они полагают младшими родичами эльфов, что безусловно лестно для людей Острова, но доказывает, сколь мало можно доверять их сказаниям и легендам...

Память воды

Погоня на море скучна и однообразна. У побережий, в запутанных лабиринтах островов и бухточек есть немало возможностей для маневрирования, но в открытом море, когда от ближайшей земли отделяют дни пути все решает скорость кораблей.

Сегодня удача была не на стороне преследуемого. Могучий военный корабль был громоздок и неуклюж, в устье реки или прибрежных водах юркий кораблик без труда ушел бы от погони, но сейчас все решала скорость, а преследователь был быстрее. Совсем ненамного, но быстрее, и расстояние между кораблями медленно, но верно сокращалось. Спасти преследуемого могло бы только чудо - и чудо произошло. Не чудо, конечно, так, намек на чудо, слабый шанс на спасение. Впереди показался сгусток тумана. Что бы он ни скрывал - остров, подводные скалы, полумифическое "кладбище кораблей", это давало шанс на спасение. Противнику придется маневрировать и здесь быстрота и маневренность преследуемого сыграет ему на руку.

В тумане не было ничего. Ни островов, ни рифов, ни даже спутанных клоков водорослей. Тишина, свист ветра, журчание волн... Густой туман, в котором вязли звуки. Корабль чуть изменил курс - теперь преследователь не сумеет догнать их, следуя прежним курсом, а увидеть что?либо в этом тумане не смогли бы и зоркие глаза легендарных эльфов. Отнюдь не сразу кто?то из команды обнаружил, что над головами у них мерцают незнакомые звезды. То есть почти знакомые, но расположенные чуть иначе. Быть может туман искажал картину? Кто знает...

А потом раздался крик. "Смотрите, смотрите, там они..." Кто-то из молодых моряков стоял у борта, показывая на что-то. Туман свивался в клубы, в странные фигуры. Если не присматриваться, нагромождение клубов тумана казалось хаотическим, но стоило вглядеться внимательнее из мнимого хаоса, как на картинке-загадке, появлялись фигуры. Высокая девушка с острым чертами лица, положившая руку на голову огромного волкодава. Человек с аристократическим профилем, чем-то неуловимо напоминающим лицо девушки. Воин в кольчуге с массивным мечом. Уродливый человек с огромными клыками... Музыка ветра и волн нарастала, в ней словно бы сбивались воедино две мелодии - печально-светлая флейта ветра и злой грохот волн, каждая из этих мелодий становилась сильнее, но не могла заглушить другую... А в тумане появлялись все новые фигуры.

* * *

Историю о Туманном Острове можно услышать среди моряков разных стран. Названия кораблей у разных рассказчиков различаются. Легкий французский пароход и немецкий крейсер "Карлсруэ", разбойничавший в Атлантике в годы первой Мировой, испанская яхта и безымянный английский капер, и многие, многие другие... Меняются детали, но главное остается неизменным - загадочный Туманный Остров, не нанесенный ни на какие карты, дает укрытие в окружающем остров тумане лишь слабым и правым, преследуемым сильными и неправыми. Никто не видел берегов острова - лишь слышали странную музыку, которую трудно счесть капризом волн и ветра, слышали смутное эхо голосов, говорящих на неведомых языках, видели фигуры, сплетенные из тумана.

Никто не знает, где этот остров. Где-то в Атлантике, точнее вам не скажет даже самый бывалый морской волк... Приборы в окрестностях Острова сходят с ума, изменяются привычные очертания созвездий. Многие из спасенных неведомыми хозяевами Туманного Острова безуспешно пытались найти его вновь.

Отчего-то мне кажется, что никакого Острова нет. Есть лишь вода. Есть лишь лежащие на морском дне развалины Тол-ин-Гаурхот, могила Финрода Фелагунда, земли и воды, помнящие о том, кто пожертвовал своей жизнью во имя чужой любви...

Эхо памяти

Всемирная помойка Интернет. Место, где ложь и грязь, кровь и клевета, насилие и искажение сплетаются в извращенную мозаику. Информационный Мордор. Мир, который мог бы быть создан Песней Саурона. Упорядоченное, сведенное в систему и разложенное по незримым полочкам зло; мерзость, вытащенная на всеобщее осмотрение; холодная и расчетливая жестокость.

И Арда не осталась незатронутой этим искажением. Даже наоборот - кому есть дело до неудачных отражений планеты Земля, кривых зеркал и убогих подражаний? Стоит же чему-то подняться над общим уровнем - все оружие серой посредственности будет направлено против него. Сотни и тысячи способов внести искажение в мистерию Арды были использованы. Похоть, кровь и грязь, властолюбивые тираны и жестокие садисты, фанатики и циничные манипуляторы наполняют собой мир Фелагунда и Берена. Казалось бы, песня Саурона здесь победила, создала свое кривое зеркало Арды, но...

Но песня Финрода звучит и Песня Саурона отступает перед ней.

"Тот, о ком я буду говорить, имеет странную судьбу - никто никогда не сказал о нем ни одного худого слова. Это странно оттого, что все мы не миновали хулы. Так или иначе - от своих родичей, от своих потомков, от наших недругов, от случайных свидетелей, даже от тех, кто никогда не знал нас ни по делам, ни в лицо - их слова летят в нашу память. <...> Но моего короля этот удел миновал. Даже Враг восхищался им. Он ненавидел его - и причина этой ненависти ясна: Враг перед ним оказался слаб. Ненависть - оборотная сторона признания. Те же, кто не застал его в этих землях живым и знают о нем понаслышке, вознесли его на невиданную высоту. После своего ухода он стал здесь сильнее, чем был при жизни. Такова власть легенды."

Лариса Бочарова

Никто так и не решился вознести хулу на Финрода. Те, кто знают о Финроде понаслышке, вознесли его на невиданную высоту. Те, кто понаслышке знают о Феаноре, Финголфине, Элендиле, поливают их грязью. Отчего так? Не оттого ли, что звенит в нашем мире отголосок песни Финрода, что вода и ветер помнят Поединок?

Песня Финрода звучит и свет, что наполняет ее, озаряет и других героев минувшей эпохи. Берена и Лютиэн, Тингола и Мелиан, Аэгнора и Андрет, Арафинве и Нолофинве, Олве и Артанис, Феанора и Фродо.

"Да, я давно о звездах позабыл,
А эти - словно знали обо мне:
Три имени, три боли, три судьбы
И три звезды, горящих в вышине.
А за холмом, в утоптанном снегу,
Ждала меня знакомая страна,
И я пришел к родному очагу,
И мне назвали эти имена.

В память о тебе, Феанор,
В память о тебе, Фелагунд,
В память о тебе, Фродо.
Славься же в веках, Феанор,
Света и добра, Фелагунд,
Доброго пути, Фродо."

Эйлиан

Поединок Финрода и Саурона не закончился. Что из того, что самих участников давно уже нет на этой земле? Что из того, что песни отзвучали, а хрупкий мир, созданный песнями был разбит. Память жива. Поединок продолжается. Эхо песни Саурона порождает очередной слэш, эхо песни Финрода - повесть о любви. Грязный стеб и добродушная улыбка. Вымученный "апокриф ради апокрифа" и изящная баллада.

Поединок продолжается. Не всегда один и тот же автор стоит по одну сторону баррикад. Порой в одном произведении прячутся грязная хула, попытка принизить, морально раздавить противника - и уважение к достойному врагу, умение если не принять, то уж по меньшей мере понять противника. Злая насмешка и добрая шутка. Возвышение и принижение.

Поединок продолжается. Не потому ли мы так часто возвращаемся к Финроду и его спутникам...

"Финрода песня вставала перед глазами
Светлым виденьем того, что осталось за морем:
О берегах земли в золотом тумане,
О куполах и серебряных шпилях Валмара,
О лебединых судах в белоснежной гавани,
О златоствольных лесах прекрасной Йаванны...
Звуки мелодии - как драгоценные камни,
Звонкие капли в серебряных чашах фонтанов.
<...>
...Отзвуки песни гаснут в высоком зале,
Кровью застыли в горле неспетые строки:
Как бесконечно Финрод падает замертво,
Как бесконечно роняет руки Жестокий.."

Элхе Ниэннах


Назад