Эйлиан

Рае, с благодарностью

Тишина в Дортонион.

Над озером Тарн Аэлуин предутренняя стынь. Дочь Боромира поплотнее запахнула плащ с медвежьим подбоем и обхватила себя руками за плечи.

Как тихо! Даже птицы не поют в этот предутренний час. В неподвижном воздухе не слышно даже потрескивания ветвей. Лес замер, ожидая утренней зари.

Девятнадцать лет - это немало, по понятиям Атани-Беорингов. Многие женщины в их роду в девятнадцать лет уже второго ребенка ждут, а у нее даже жениха нет. Как не сватать - сватают, с четырнадцати лет сватают ее, красавицу из дома Беора, умницу, во всякой работе спорую. Но не торопится Андрет сделать выбор, и не неволит ее суровый Боромир.

- Зачем спешить? - говорит он тем, кто напоминает ему о возрасте дочери. - Жизнь у нас здесь, в Дортонионе, длинная и спокойная - спасибо за то Нолдор. Всяко успеет Андрет мне внуков нарожать. Пускай того выбирает, кто ей по сердцу придется.

И верно. Слышала Андрет от Аданэли, мудрой своей родственницы, которая все-все про старую жизнь знает, про то, как жили Люди до того, как перешли Синие Горы и пришли в Белерианд. Страшно подумать про те времена. В племенах почти не было людей старше сорока лет. Из десяти детей девять не выживали. Чтобы не дать роду вымереть, девушки выходили замуж, как только созревали, и рожали каждый год; к тридцати годам они выглядели уже старухами. При мысли об этом юная аданэт вздрогнула не от холода.

А теперь, в Белерианде - жизнь спокойная и вольготная. До почтенных лет доживают беоринги. И хоть ведают они болезни, искусные целители знают, как справляться со многими из тех напастей. И хоть детей теперь рождают меньше, чем в те далекие времена, но куда больше юношей выходят каждую осень с вождем на Охоту Посвящения, куда больше девушек каждую весну танцуют на Медовом лугу Первый Танец. Хочет Андрет детей - как не хотеть. Мальчика и двух девочек. Вот только пока не увидела она того, кого хотела бы сделать отцом их.

Немало юношей в народе Беора. Все как на подбор - широкоплечие, сильные, смешливые, кудрявобородые. У любой девушки голова закружится. Но не у Андрет.

- Ты, Андрет, видать, эльфа хочешь в мужья, - поддразнивают ее порой женщины постарше на посиделках.

Ничего не говорит Андрет, выводя стежком на ткани родной беорингский узор. Что отвечать на глупые шутки? Все знают: эльфы другие. Говорят, и они женятся и заводят детей, как и Атани. Только, отец говорил, если погибнет супруг, не берет женщина из эльфов другого супруга; и если жена умрет, муж останется без жены навсегда.

Ну не глупо ли? Вот у беорингов в обычае, что вдовцы подыскивают себе в жены вдов. Мало ли что случается - родами умирают женщины, мужчины гибнут на охоте, или иногда болезнь половинит семьи. Добрый обычай. Не след жить бобылем: вдовьим сыновьям нужны отцы, а дочерям вдовцов - матери. Да и новые дети рождаются, детьми род силен. Как можно выйти за эльфа? Даже и представить нельзя.

И потом, сколько лет живут эльфы? Андрет слышала, что они не знают ни старости, ни смерти. В девятнадцать лет она еще не завидовала этому, а думала по-другому: выглядит-то он молодым, а на деле ему - страшно подумать! - сто или двести лет? Как же за такого-то замуж?

Красивые они, это правда. Приходилось Андрет два или три раза видеть эльфов-Синдар. А отец и в крепость дортонионскую вхож, с самими князьями знаком, сыновьями Финарфина. Красивые и сильные, верно, только не забьется у женщины-Атани сердце при взгляде на такого. То ли фигурки фарфоровые, то ли отблески луны на заводи.

Конечно, Андрет знает, что только благодаря тому, что мечи Нолдор остры, а воины отважны, спокойно живет сейчас племя беорингов. И сам государь Фелагунд немало сделал для ее племени - учил их, помогал им, нашел для них место, где жить, с другими эльфийскими владыками о них говорил. Да, если бы не эльдар, была бы сейчас Андрет матерью четверых или пятерых детей, а жить бы ей оставалось не больше десяти лет - так она думала, потому что мысль о старости была для нее невыносима…

Ну да ничего. Увидит она однажды того, от чьего взгляда ее сердце забьется. И станет она ему женой, и принесет ему двух прекрасных дочерей и доблестного сына. И станет ее сын великим воином, и вместе с Нолдор станет охранять границы Белерианда. Так отдаст Андрет эльфам свой долг за то, что сейчас, в девятнадцать лет, может она стоять в предрассветной стыни над озером Тарн Аэлуин и смотреть на свое отражение в воде.

В воде отражался черно-белый мир. Серое небо, черные сосны. Темно-зеленый плащ Андрет в скудном свете рассвета тоже казался черным. Коса ее - чернее ночи, а лицо и руки белы как снег. Мир как будто забыл, что есть на свете цвета. Мир ждал, когда взовьются из-за горизонта ярым пламенем солнечные лучи, чтобы вспыхнуть солнцу в ответ и в приветствие торжественным разноцветьем.

И в этот миг Андрет почувствовала: она не одна.

Обернулась в тревоге, хватая одной рукой плащ, а другой - спрятанный под ним кинжал:

- Кто здесь?

И вырвались в тот миг в небеса солнечные лучи, и вспыхнул золотом небосвод. Зеленым стал черный лес, синей с розовым - озерная вода.

Он шагнул к ней из-под сосны - лик словно снега на далеких пиках, глаза как полуденное небо, а волосы горят золотым, солнечным пламенем.

Кто ты? Рассветный ли луч, принявший облик, схожий с обликом Воплощенных? Или яркий язык пламени? Кто ты? Кто ты, лицом и телом принадлежащий к Эльдар?

Сердце заколотилось так, что Андрет перестала его чувствовать. Предутренний холод исчез - ее охватил жар, родившийся где-то в глубине. А он шагнул к ней из-под деревьев, лицо его замерло, и он тоже не отводил от нее глаз.

- Кто ты? - спросила она шепотом.

- Я Аэгнор, сын Финарфина, - ответил он, беря ее за руку. - А кто ты?

- Я Андрет, дочь Боромира, - прошептала немеющими губами, не смея опустить лица.

Аэгнор, Аэгнор, Ярое Пламя,
Слишком недолго пребудешь ты с нами,
Волосы - отблеск лесного пожара,
Гордый и пламенный Айканаро…

Андрет премудрая, ты из металла
Клетку для юного сердца сковала.
Черные волосы белыми станут -
Станет старухою юная Андрет.

Вам не бывать женихом и невестой,
Брачному ложу не видеть вас вместе,
Вас обвенчает нетленная память,
Аэгнор-эльда и аданет Андрет.

Изменилась Андрет. Не поет больше песен на посиделках. Молча сидит над вышиванием, и нет-нет да и поднимет голову от работы, уставится в стену и так и сидит несколько минут, словно видит там что-то, чего другие не видят.

Уже пятый десяток лет разменяла Галвен и знает, что и когда девичье сердце вытворяет. Догадалась жена Боромира, что происходит с дочерью, и спросила у нее прямо:

- Кто он, Андрет? Кто тот, по кому тоскует сердце твое?

А Андрет не привыкла хитрить и лгать, ответила прямо:

- Аэгнор, князь Дортониона.

Нахмурилась Галвен. Страшно ей стало.

- Беда, дочка. Не засылать нам сватов к избраннику твоему. Не в том беда, что Аэгнор князь королевской крови - ты и сама княжеского рода. И сеньор у нас один - лорд Фелагунд. И не в том беда, что Аэгнор Фелагунду родной брат. А в том беда, что из эльдар он, а ты, дочка - аданэт.

- Я знаю, мама! - крикнула Андрет. - Я знаю!

- Если бы был он из смертного рода, уж мы послали бы гонцов, - вздохнула Галвен, - думаю, любой парень из Эдайн был бы счастлив стать избранником Андрет. Но у Эльдар иные обычаи, и по-иному избирают они себе жен. А как - мне про то неведомо.

- Высоко считают они себя стоящими над нами, - глаза Андрет искрятся злостью, не приставшей любящей девушке. - Мы для них всего лишь мотыльки, тени, листья, что опадут и больше не распустятся никогда! Они считают нас чем-то чуть лучше зверей лесных - вроде зверей, одаренных речью!

Галвен качает головой:

- Лорд Фелагунд говорил, что и Эльдар, и Эдайн - Дети Единого…

- Лорд Фелагунд! - лицо Андрет вспыхивает гневом. - Что мне Лорд Фелагунд? Да, я почитаю его как нашего сеньора, но я его даже никогда не видела! А его брат меня оставил!

- Оставил? - ахает Галвен.

- Да, мама! Он не вернется ко мне больше, он так сказал! Видимо, аданэт-однодневка для него недостаточно хороша! Ему, может, сто, а может, двести лет - что для него несколько встреч на берегу Тарн Аэлуин, что для него один-единственный поцелуй над водой?

Грустно качает головою мать. Теперь ей понятен горький гнев дочери. Ну, что ж тут делать. Галвен вполне может понять эльфийского принца. Тем более что она знает: Аэгнору Финарфиниону не сто и не двести лет, а куда больше… Странно, что до сих пор он не нашел себе возлюбленной по сердцу.

Хотя вон, сам лорд Фелагунд тоже не женат.

Конечно, Андрет успокоится и через несколько лет выйдет замуж за одного из Эдайн, говорит себе Галвен. Со многими бывает так. Мало кто сохранил в своем сердце на всю жизнь первую любовь. Но какая мать пожелает своей дочери такой боли?

Часовые дортонионской крепости издалека заметили и узнали ярко-рыжего коня и его всадника, чьи золотые волосы летели по ветру, словно хвост кометы.

Никто уже не удивлялся, что Лорд Дома Финарфина носится по лесам без свиты, без охраны, без королевского одеяния. Но встречать Фелагунда подобало, как короля и сеньора, и потому немедля знамена были подняты в салюте, часовые выстроились на стенах у ворот, горнист протрубил приветственную мелодию, и князь Аэгнор поспешил из своей башни по парадной лестнице вниз - встречать брата.

Ворота распахнулись, Финрод въехал во двор крепости и спрыгнул с коня, Аэгнор выбежал навстречу. Братья сердечно обнялись.

- А где Ангрод? - спросил Фелагунд.

- А вон он, - кивнул Аэгнор на лестницу, ведущую с западной башни; там показался второй князь Дортониона, протиравший заспанные глаза. - Ангрод вернулся в замок лишь под утро - он несколько дней подряд объезжал с дозором наши передовые линии. Так что ты прости, торон аранья, его непочтительность, - усмехнулся Аэгнор.

- Что за пустяки, Аэгнор, - улыбнулся Финрод. - Пусть отдыхает. Я подожду, пока он выспится.

- Правда? Ты к нам не на час?

- Ну уж нет. Я соскучился по своим братьям… надеюсь пробыть несколько дней. Потом мне нужно будет съездить в Ладрос, к беорингам.

Аэгнор вздрогнул. Финрод, увидев это, нахмурился.

- В чем дело, торон?

И вдруг как впервые увидел глаза брата. Увидел тень, что поселилась в них.

- Айканаро торонинке… - прошептал на родном, запретном языке.

- Потом, - быстро произнес Аэгнор, увидев, что Ангрод уже почти спустился. - Мне надо поговорить с тобой об этом… но это только мое дело.

Над Дортонионом загустел вечер. В комнате Аэгнора мерцали свечные сумерки.

- Я люблю ее, Финарато, - тихо сказал Аэгнор.

Финрод молчал, глядя в пространство.

За окном почти стемнело. Над дортонионскими горами показались первые звезды. По стенам замка ходили часовые с копьями, луками и стрелами; их черные силуэты отчетливо вырисовывались на подсвеченном закатом и факелами небе. В тишине где-то слышалось позвякивание брони, вдалеке звучали удары кузнечного молота. Князь Дортониона сидел, отодвинувшись от свечи, и в упор смотрел на Финрода из сгущающегося полумрака.

Финрод пристально разглядывал лицо брата. Вглядывался в резкие черты, в крутые линии бровей, в черточку ресниц на светлой коже. Смотрел, как лежат на лбу и висках Аэгнора толстые пряди волос - драгоценное наследие Дома Финарфина. Финрод проследил глазами за линией, очерчивавшей тонкий, с легкой горбинкой нос Аэгнора, и острый, чуть выдающийся подбородок. Аэгнор очень похож на него самого. Надо еще раз внимательно рассмотреть, запомнить и навеки сохранить в памяти их мельчайшие отличия - очень скоро эта память станет драгоценной.

Чего же ты ждешь от меня, брат мой? Хочешь, чтобы я сказал тебе то, что ты сам уже давно сказал себе? Хочешь, чтобы я отказал тебе в том, в чем ты сам себе отказал? В том, в чем так трудно отказать самому себе - куда легче склониться перед силой долга и послушания, возразить мне раз, другой, третий, а потом вздохнуть и сказать: «Твоя воля, toron aranya, ты мой сеньор и старший брат». Но ни у сеньора, ни у брата нет власти над твоим сердцем. И уж конечно, не мне - из всех живущих - делать за тебя такой выбор. У меня нет на это права. Ведь я однажды тоже отказался от любви.

И ты это понимаешь, toronya. Ты, как и я, наделен искусством читать в сердцах, только ты никогда не думал об этом, и, кажется, почти не догадывался. Но в моем сердце ты читаешь. Я знаю, каков твой выбор, об этом мне сказала тень в твоих глазах. Я не считаю твой выбор ни правильным, ни неправильным. Просто потому, что правильного или неправильного выбора быть не может. Я его не оцениваю - я его принимаю, склонив голову перед твоею волей. Но сможет ли принять его она?

- Как ее зовут?

- Андрет, дочь Боромира.

Финрод удивленно поднял светлые брови. С самой встречи Финрода и Беора был король Нарготронда близким другом княжеского рода беорингов. Финрод хорошо знал Борона, внука Беора, который в ту пору княжил в Ладросе, не раз встречался с его сыном Боромиром и трижды видел сына Боромира, юного Брегора. А вот Андрет Финрод не видел никогда, хоть и знал, что есть у Брегора сестра.

- Давно ли ты повстречал ее?

- Почти год назад.

Финрод кивнул.

Опять наступило молчание. Спасибо тебе, брат, за то, что ты молчишь. Мы могли бы говорить о том, что будет. О том, что мы оба знаем. Ты уйдешь в Чертоги Ожидания раньше, чем она уйдет из мира, а мне лучше, чем кому-либо в Белерианде, ведом срок человеческой жизни. И уйдя, ты больше не вернешься к нам. Краткий миг еще суждено нам быть вместе - давай радоваться этому мигу. Ты ведь умеешь радоваться, toronya.

У сестры Хадора Лориндола, мудрой женщины Аданэли, что была женою Белемира из рода Беора, появилась ученица. Немногие из аданэт становились Мудрыми, ибо это было нелегко. Но Андрет была настойчива и упорна.

Многие знания передала Аданэль юной дочери рода Беора. И обычаи Людей, и историю родов их. И как гадать на судьбу, на здоровье и на удачу. И целительству она Андрет учила: и тому, как варить и настаивать травы, и как помочь ребенку появиться на свет, и как ухаживать за больными и ранеными. А еще она научила Андрет самой собирать премудрость, по крупицам узнавать новое, из слов составлять мысли, из мыслей - знание.

Но больше всего интересовало ученицу Мудрой, почему Люди смертны. Ибо в самых древних, почти забытых легендах говорилось, что некогда, на заре своего существования, Люди не умирали. Но потом что-то произошло - что-то такое, о чем легенды молчали. А потом Люди ушли на Запад, надеясь бежать из Тени, что преследовала их по пятам; но было поздно. Смерть и старение стали частью человеческой жизни, такой же, как дыхание.

Что, если бы этого не произошло? Смогла бы тогда Андрет, дочь Боромира, стать рядом с Аэгнором, сыном Финарфина?

Какой смысл думать о том, что было бы, думала она порой. Но по ночам, засыпая в комнате, полной тишины и запахов сушеных трав, она снова и снова видела перед собою лицо Аэгнора, снова ощущала его волосы у себя под руками, чувствовала тепло его прикосновения и вкус поцелуя. Неподвижно лежала она, желая хоть на секунду продлить призрак его присутствия. Но образ Аэгнора ускользал, исчезал в непроглядной ночи. После этого Андрет лежала в темноте, прокусывая губы, и заставляла себя дышать ровно, чтобы только справиться с рвущимся из груди криком.

А потом, встав утром, она снова и снова расспрашивала Аданэль, снова искала в легендах, в истории, в обрывках памяти человеческой: что же, когда и где сотворили Люди, что теперь дано им приходить в Арду лишь на краткий миг. Кто и что за многие века до ее рождения разлучило ее с Аэгнором.

Полетела молва по Ладросу, что сам Лорд Фелагунд приехал к князю погостить. С дальних хуторов приходили, чтобы хоть одним глазком взглянуть на легендарного короля. Ибо нечасто приезжал Фелагунд в Дортонион, то есть, может, по его понятиям и часто, но по понятиям человеческим - вовсе редко, и многие беоринги никогда его не видели.

А погостив у Борона, Фелагунд отправился навестить родича его Белемира. Ибо хотел он знать о Людях все, что может знать о них один из Эльдар, и потому знаком был со многими Мудрыми; случалось ему говорить и с Аданэлью, супругой Белемира. Но Аданэль не слишком охотно открывала эльфийскому государю свои знания. Она как будто страшилась открыть ему что-то, что ослабит ее в его глазах или опозорит. И государь не настаивал на откровениях, но довольствовался тем, что Мудрая соглашалась ему открыть. И он снова хотел повидать Аданэль; и сказал ему Борон, что ныне у Мудрой в учении живет Андрет, дочь его сына.

И приехал Лорд Фелагунд в дом Белемира, и принял его родич князя с почетом. И Аданэль сказала, что великой честью будет для их дома, если король согласится разделить с ними их скромную трапезу.

В коридоре послышались шаги, и дверь распахнулась.

- А вот и Андрет! - сказала Аданэль.

В комнату шагнула высокая, темноглазая, черноволосая девушка. Шагнула - и застыла на миг на пороге, встретившись глазами с незнакомцем, сидевшим за столом рядом с Белемиром.

Как он похож на Аэгнора! В первое мгновение, когда она увидела золотоволосого эльфа, ее обожгла безумная мысль - что Аэгнор вернулся к ней и разыскал ее. Может быть, он все-таки решил позволить ей быть с ним… Но через мгновение она поняла: это не он.

- Андрет, ты слишком долго собирала травы в лесу и опоздала к обеду, - мягко пожурил ее Белемир. - У нас нынче гость - сам Лорд Фелагунд.

Так вот какова ты, Андрет дочь Боромира. Не стану говорить, что ты красива - ибо среди Детей Эру некрасивых нет. Но я знаю своего брата. И я не удивляюсь, что он тебя полюбил.

Ибо вы в чем-то сходны. Ярым Пламенем называем мы его; а у тебя в глазах плещется неуемный огонь. И пламя ваше схоже - оно пришло в мир, чтобы согревать других, а теперь сжигает ваши души изнутри.

Почему он тебя оставил - про то мне ведомо. Но не мне решать, возможен ли был ваш союз или нет. Я давно дружу с вашим народом, и твой предок Беор жил у меня в Нарготронде и дружил со многими из нас, но встречи Эльдар и Аданов не так уж часты. И мне еще не был ведом ни один случай, когда Человек и Эльф пожелали бы друг друга в супруги. И вот - случилось так, что первым оказался мой брат.

Я не сержусь на тебя, Андрет. Любовь ведет за собою наши сердца, и часто не в нашей воле обуздать ее порыв. Мой брат сделал свой выбор, и мне оставалось лишь принять его. А ты? Сможешь ли ты принять его - если узнаешь природу этого выбора?

Мне не ведомо, Андрет, свершится ли когда-нибудь брак между Эльфами и Людьми. Но даже если и свершится он - не завидуй тем, кто обретет подобное тому, что ты потеряла.

Видела ли ты, как уходят любящие друг друга старики? Я видел - и изумлялся. Я думал, что смерть должна быть для них потерей, трагедией, концом любви, но это не так. В покое засыпает уходящий первым; а супруг или супруга до самого конца сжимает его руку; и оставшееся время живет в ожидании скорой встречи. Они словно уезжают в другой город в разное время, только и всего - и знают, что окажутся в одном и том же городе, и там снова будут счастливы вместе. Мы, Эльдар, такого не знаем. Нам дана лишь эта жизнь и этот мир; нам не уйти за вами следом. Истинною будет ваша разлука с Аэгнором; и не сердись на него, аданэт, ибо ему ведомо то, чего ты не знаешь - и он взвалил это знание на себя одного, избавил тебя от познания того, что ты еще не готова узнать.

Потому что он любит тебя.

Так это ты - Лорд Фелагунд? Старший брат дортонионских князей, наш сеньор и государь. Красив ты, государь, и могуч. И очень похож на Аэгнора… как ты смеешь быть на него настолько похожим?

Впрочем, волосы у тебя другие. У него они похожи на рассветное пламя, а у тебя - на полуденные полосы света на траве или дорожки от солнца на воде. А черты лица… они тоже другие. Чуть-чуть. Но этого «чуть-чуть» достаточно, чтобы ты был совсем другим.

А твои глаза светятся теплом. Не смотри на меня, государь. Не смотри мне в глаза, а то мне захочется тебе улыбнуться. И я не смогу сердиться на тебя за то, что ты - не он, а его брат.

Двадцать семь - это уж немало. Но Андрет, дочь Боромира, до сих пор не замужем.

Ныне ее уже почитают одной из Мудрых, хоть она и не стара еще годами. Для любого, кто приходит к ней с вопросами, есть у нее и мудрое слово, и добрый взгляд, и ободряющая улыбка.

Но ведь никто не сказал, что мудрая женщина не должна быть замужем. Вон, сама почтенная Аданэль замужем, благополучная мать семейства. И к Андрет по-прежнему сватаются. Правда, в основном уже вдовцы. Мало кто из Беорингов доживает до тридцати лет неженатым. Многие хотят взять в жены Андрет, у которой и душа мудра, и руки к любой работе споры. Вот только она всем отказывает. А Боромир только молча вздыхает.

Однажды заехал в Ладрос человек из Народа Хадора - известие привез Борону от своего князя. Увидел хадоринг Андрет - глаз отвести не смог; красавица, волосы черны как смоль, осанка княжеская, а пряди в косе все по-девичьи вниз пропущены. Стал спрашивать, кто такова. Узнал, что самого Боромира дочь, и призадумался. Княжеского рода девушка просто так в девках не засидится. Стало быть, либо порок какой, либо мужа не желает. Но ничего не смог сделать со своим сердцем - пришел к Боромиру Андрет сватать.

А Боромир посмотрел на него - стоит перед ним хадоринг-ветеран, годами под сорок, золотые волосы сединой пробиты. Сам Хадор ему доверяет. Что, если Андрет все-таки согласится выйти за светловолосого чужеземца, если уж темноволосые беоринги не милы? Жаль отдавать дочь в далекий Хитлум, но все лучше, чем девицей-бобылкой сидеть…

- Иди к ней, - сказал Боромир, - иди. Как знать, может, твои-то золотые волосы ей понравятся…

Но Андрет сказала чужеземцу так:

- Золоты волосы твои, хоть и с сединою. И потому - уходи от меня, хадоринг. Не желаю я золота в доме своем.

Так сложилось, что в те годы Финрод Фелагунд стал приезжать в Дортонион гораздо чаще, чем раньше. Каждый год, а иной раз и по два раза в год. Почему - никто не знал. Никто, кроме князя Аэгнора.

Да и князь Ангрод догадался кое о чем, ибо был не слепой.

Неделю, две, три проводил Финрод в крепости Ангрода и Аэгнора. Братья ездили по линиям дортонионских укреплений, осматривали Ард-Гален или просто бродили по лесам под сенью великолепных сосен. Смолистый запах кружил головы, отвлекал от мыслей и дел, звал за собою в царство беззаботной, радостной жизни.

Аэгнор улыбался, наблюдая за белкой, взлетающей вверх по гладкому, почти ровному сосновому стволу; и, вторя его мыслям, тихо сказал Финрод:

- Помнишь, в Альквалондэ мы вот так же лазали по вантам?

- Помню, - ответил Аэгнор. - Думаю, я и сейчас мог бы так же взобраться на мачту. Хотя мы-то с Ангарато как раз не слишком любили море и корабли. Это больше тебя интересовало.

Через несколько десятков фатомов братья вышли на берег озера. Тихо лежало оно в своем скальном ложе, среди сосен и гор, серебрясь под лучами рассвета. И тогда Аэгнор вдруг замер и зажмурился, словно ему больно было смотреть на воду.

Финрод ни о чем не стал спрашивать - только подошел и обнял брата за плечи.

Аэгнор открыл глаза и вздохнул. А потом снял с плеча арфу и тихо сказал:

- Смотри, Финарато. Вот такой она была, когда мы встретились.

Аэгнор провел рукой по струнам арфы, строя видение Чар. В нем на берегу озера стояла Андрет - такой, какой он увидел ее в первый раз тогда, почти десять лет назад. Прекрасная девушка, полная краткосрочной, мгновенной, и потому опьяняющей человеческой юности, озаренная рассветными лучами и внезапно вспыхнувшей любовью.

Финрод молча стоял, внимая видению и не пытаясь войти в него ни словом, ни мелодией.

- А вот такой она была, когда мы расставались.

Под пальцами Аэгнора зазвучала иная песнь - рассвет сменился наступлением ночи, Андрет сидела на самом краю берега, и ее лицо отражалось в озерной воде. В темных глазах плавилась боль, а в непослушных, растрепанных волосах запутались лучи первой звезды.

Аэгнор доиграл и молча надел ремень арфы на плечо.

- Ты ведь иногда видишь ее, Финарато?

Старший брат кивнул.

- Как… она живет?

- Ты знаешь, она пошла по пути Мудрых. На этом пути она надеется найти ответы на вопросы, на которые ты не стал ей отвечать.

Аэгнор опять молча посмотрел на озеро и кивнул.

- Да, Финарато, так будет лучше. Во всяком случае, для нее.

Финрод молчал. На мгновение он увидел лицо другой женщины. Той, с которой его разделяли не пропасть между Эльдар и Атани, а всего лишь Море и Жребий Нолдор.

Катились годы, словно волны по Сириону, и черная коса Андрет начала серебриться.

По-прежнему царственна была ее осанка, по-прежнему сильны руки. Давно уж потерял Боромир надежду, что выйдет все-таки замуж его дочь; давно уж поняла Галвен, что напрасно рассчитывала она на то, что Андрет встретит новую любовь. Старость уже подступала к ним, и они радовались на двух сыновей Брегора - Бреголаса и Барахира.

Барахиру было около десяти в тот год, когда умер Борон.

Долгой была жизнь Борона, более девяти десятков лет прожил он и умер без сожаления и тоски. Сыну Борон наказал хорошо править своим народом и быть Государю Фелагунду верным вассалом. Невестке - хранить тепло Дома Беора, достойно привечать гостей и вовремя разглядывать в сердцах пришельцев недобрые замыслы. Брегору - готовиться принять княжение и растить достойных наследников. А Андрет он сказал так:

- Мне нечего наказать тебе, дочь моего сына. Всегда и во всем была ты достойна Дома нашего. А что избрала путь одинокий - в том я тебе не судья. Не стану я желать тебе счастья, ибо все счастье, какое у тебя могло быть, у тебя уже было. Пожелаю тебе лишь покоя и мира с самою собой.

Нелегко было рыть могилу для князя посреди зимы. Но Брегор с Бреголасом дружно взялись за работу, да и Боромир не был еще немощен - взял в руки заступ. Юный Барахир относил в сторону вырытую землю, холодную и твердую, как камень.

Проводили Борона, погрустили тихой грустью, как то у Людей водится. Не в бою ведь погиб, не со скалы сорвался и не медведь его помял - умер князь своею смертью. Хорошо правил он своим народом, много сделал добрых дел, память оставил после себя добрую, сына, князя достойного и мудрого, и семью большую, хорошую. Грустно, конечно, но роптать не на что и горевать не о чем.

Одна лишь Андрет думала по-своему, но никому о том не говорила.

А весною приехал в Ладрос Лорд Фелагунд.

Финрод никак не мог привыкнуть к тому, что Люди уходят из мира. Он знал, что такова людская природа, но горечь от смерти Борона для него равна была горечи от смерти любого из Эльдар. Даже еще горше - ведь он знал Борона всего-навсего девять десятков лет. Всего лишь миг, вспышка искры - как Людям удается за такой краткий срок обрести не только зрелость тела, но и мудрость души? Это завораживало эльфа, озадачивало его. Ему казалось, что он сидит на берегу, а Люди - как корабли в бескрайнем море - ненадолго пристают к этому берегу и вновь уходят в далекое, неведомое плавание. Воистину, Андрет была мудра. Годы поисков ответа на один и тот же вопрос одарили ее знаниями и мудростью превыше многих из Людей и даже из Эльдар. Но она смотрела на мир через свою боль, она по-прежнему искала ответа все на тот же - неотвеченный - вопрос.

Что он мог ей сказать? Какую мудрость противопоставить горечи несбывшейся, невозможной любви?

Благодарю тебя, Андрет. Благодарю за то, что ты дала мне понимание того, зачем Люди пришли в этот мир, и подарила мне Надежду на то, что после конца Арды мы все-таки не исчезнем. За то, что рассказала мне о вашей Древней Надежде, и я понял, что Единый когда-нибудь непременно войдет в этот мир - и войдет он в облике человека. За видение Арды Возрожденной благодарю тебя, Андрет, за провозвещение той чудесной земли, где все разлученные обретут друг друга. Ты сама не знаешь, Андрет, как велик тот дар, что ты даровала мне.

Что я мог подарить тебе в ответ?

Ты говорила мне о горечи людской - а я в ответ говорил о нашей горечи. Ты говорила о том, что некогда ваши предки совершили нечто ужасное, нечто, что лишило вас изначальной сути и заставило покидать мир, который вы любите, обрекло вас на вечный страх перед необходимостью смерти - а я в ответ говорил, что, стало быть, Люди изначально созданы с величайшим предназначением, и если это так, то это предназначение непременно сбудется. Ты говорила мне о безнадежности - а я сказал тебе о Надежде.

Скудны мои дары. Прости меня за это, мудрая аданэт. Мне неведомо, сможет ли кто-нибудь перейти через пропасть, что разделяет наши народы. Но я знаю: там, на той стороне пропасти, где осталась ты, не одни лишь печали. Надеюсь, что я сумел сделать так, чтобы ты этому поверила. Большего я не в силах сейчас тебе даровать.

Это все, что я могу дать тебе сегодня в благодарность за то, что ты помогла мне увидеть и узнать. Большего ты еще не сможешь понять. Впереди у тебя еще долгий - по вашим, человеческим меркам - путь. Еще не настало время последнего утешения.

Давно умерли Белемир и Аданэль. Дети их еще раньше выросли и разошлись - кто ушел жить в селение, кто основал новые хутора. Андрет осталась одна на лесном хуторе, куда дорогу знал каждый беоринг: приходили кто совета спросить, кто на будущее погадать, кто за целительством телесным, а кто и за душевным. Пока Аданэль была жива, они с Андрет вдвоем помогали людям, а теперь она осталась одна. Порою, когда в Ладросе свирепствовали болезни, Андрет неделями трудилась без сна: выхаживала больных детей, успокаивала испуганных матерей и умело объясняла, что и как делать, растерянным отцам.

Шли годы, и кости Андрет начали болеть, и глаза ее начали сдавать, и трудно ей стало добывать себе пищу и собирать целебные травы. Конечно, голод ей не грозил - любой считал за честь отплатить Мудрой за ее совет и помощь. А те, кого она детьми спасла от смерти, вырастая, чтили Андрет и помогали ей всем, чем могли. А вот учеников-помощников не было. Так сложилось, что не нашлось среди молодых беорингов никого, кто захотел бы пойти по дороге Мудрых. Может, потому, что видели, что у Андрет Мудрой к старости не осталось ничего, кроме мудрости. А в ней - по лицу ее видать - немного радости.

- Тебе не о чем горевать, Андрет. Твоя жизнь прошла не зря. Вспомни, скольких детей ты спасла от смерти. Скольких людей наставила на правильный путь. Скольких обучила грамоте. Скольким дала мудрые советы. Все они теперь, и дети их, будут вспоминать тебя добрым словом. Не зря ведь зовут тебя Саэлинд - «Мудрая Душа».

- Что мне в этом, государь? - Андрет смотрит куда-то в сторону, ее пальцы бессознательно обрывают лепестки маргаритки. Финрод по-прежнему выглядит таким же юным, как и в тот день, когда она впервые его увидела. Она не хочет смотреть на него. По ее лицу текут слезы, и оттого ей еще более неуютно под его пристальным взглядом. - Я часто думаю, может, лучше было бы, если бы эти дети умерли. Потому что я недостойна ничьей благодарности. В моей душе пустота. У меня нет детей. И я принесла несчастье твоему брату.

- Нет, Андрет, ты неправа! - Глаза Финрода вспыхивают в вечерней темноте. - Ты принесла ему счастье. Помнишь, я говорил тебе о памяти Эльдар? В памяти о тебе обрел он счастье. И поверь мне - он никогда не пожелал бы иного счастья и иной любви.

Андрет подозрительно смотрит на Финрода. Полумрак и подслеповатые глаза скрывают от нее усталые тени под глазами короля, его побледневшие губы и печальный взгляд.

- Правда? - спрашивает она, совсем как девочка.

- Правда.

- Ну что ж, - вздыхает Андрет. Она снова отворачивается и смотрит на отблески костра. Слезы медленно высыхают на ее лице. - Тогда я уйду спокойно.

Своими заскорузлыми от старости и труда руками она подкидывает в костер несколько поленьев.

Что с ней будет в эти последние годы или месяцы ее жизни? Она уже совсем слаба от старости. Ей трудно двигаться. Она разожгла этот костер, предпочтя беседовать с ним на воздухе, и он догадывался, почему - дом ее неуютен, как любой дом, до которого не доходят руки у хозяина. Не холодно ли ей в доме? Как ей помочь? Она ведь откажется от любой помощи.

Словно отгадав его мысли, Андрет поворачивается к нему. И Финрод изумленно смотрит на нее. Перед ним сидит не одинокая слабая старуха, а гордая, царственная княгиня.

- А теперь оставь меня, - властно говорит она. И Финрод покорно поднимается и подбирает свой дорожный мешок.

- Я хочу, чтобы ты запомнил меня такой, какая я сейчас - спокойной и в здравом уме, - говорит Андрет эльфийскому королю. - Не хочу, чтобы ты видел меня немощной и умирающей. Не хочу, чтобы ты рассказал об этом… ему.

Финрод застегивает плащ и забрасывает мешок за спину.

- Я исполню твою волю. Но запомни - и пока ты здесь, и там, куда тебе предстоит уйти. Мой брат любит тебя, он отдал тебе свое сердце. А я люблю тех, кто любим любимыми мною. Я люблю тебя, Андрет.

Он делает шаг прочь от костра и через секунду исчезает среди деревьев.

Финрод и Аэгнор сидели вдвоем в комнате Аэгнора за стаканом вина. Финрод медленно цедил из кубка светлый напиток, глядя на брата из-под ресниц.

Если верно их с Аэгнором предвидение, если Андрет действительно суждено уйти позже, чем уйдет ее возлюбленный, значит, эта их встреча с братом - последняя. Насколько позже уйдет она, на год или на мгновение, они не знали.

Аэгнор взял свой кубок, поднес к губам.

- Расскажи мне о ней, toronya. Какая она стала? Я видел человеческих старух. Она похожа на них?

- Нет, не похожа, - сказал Финрод. - Старые женщины людей часто суетливы и страшатся скорой смерти. Не такова Андрет. Она мудра и горда, и смотрит в будущее без страха. Вы с нею достойны друг друга, toronya.

А потом он взял в руки арфу. И как некогда Аэгнор в Чарах показал ему юную Андрет, так ныне он показал Аэгнору Андрет постаревшую - спокойную, сильную и мудрую, словно река, текущая из мира в мир. Прекрасна была Андрет в этом видении, так прекрасна, как никогда в юности.

Когда Чары рассеялись, Аэгнор улыбнулся и взял руку Финрода в свою.

- Благодарю тебя, Финарато. И знаешь… у меня была хорошая жизнь. У меня есть старший брат, которого я люблю и почитаю, есть еще два брата и сестра. Где-то там, за Морем, остались отец и мать. А еще у меня есть возлюбленная, самая гордая, сильная и прекрасная женщина на свете. Я знаю счастье. И я не жалею, что мне предстоит уйти, и не ропщу на то, что без Андрет мне не будет жизни в новом воплощении, даже если мне и позволят вернуться из Чертогов. Не грустите обо мне, хорошо?

Андрет проснулась и почувствовала запах гари. Кинулась к окну - простоволосая, босая - и увидела, как над лесом поднимается зарево. С севера катились толстые облака пыли и копоти, тяжело оседая на соснах.

И не могла услышать, а услышала - звенят мечи, но не устоять светлой стали против черных кривых клинков. И не могла увидеть, а увидела - боятся черные твари эльфийского воина, чьи волосы пламенеют рассветным пламенем; но их слишком много, они теснят его, и вот клинок врезается ему в грудь, и широко раскрываются синие глаза, и застывают неподвижно, и медленно-медленно падает он, а кровь заливает его грудь…

- Аэгнор!..

Через несколько дней орки подошли к одинокому хутору. Обнаружив, что никто не пытается защищать дом, орки заглянули туда в надежде чем-нибудь поживиться. Но нашли лишь немного хлеба и птичьих яиц да немалые запасы сушеных трав. В доме была смятая постель, а у окна лежала старая человеческая женщина в рубахе. Ее длинные белые волосы разметались по полу, темные глаза были широко открыты. Она была мертва уже несколько дней - и потому не годилась в пищу.

По крайней мере, так сказал себе орочий главарь, не решаясь признаться сам себе, что по непонятной ему причине он просто не решается приблизиться к мертвой женщине.

Орки оставили тело старухи на полу, забрали еду и подожгли дом.

Где-то вдалеке, в топях Сереха, попал в окружение Финрод Фелагунд, спешивший на помощь Ангроду и Аэгнору. Он не знал, что его братья уже мертвы. И пришел ему на помощь со своим отрядом Барахир, сын Брегора…

Многие думали, что после гибели Андрет Аэгнор, подобно Лучиэнь, принял долю Людей и отправился странствовать по мирам - искать свою возлюбленную. Некоторые говорят даже, что он ее нашел, и они счастливы вместе. Это прекрасная легенда, но увы, она не соответствует действительности. Ибо если бы он считал это для себя возможным, он не оставил бы Андрет, они прошли бы свой путь Воплощенных вместе и вместе ушли бы из Арды. Нет, Аэгнор все еще ожидает встречи с Андрет в Арде Возрожденной. Но не надо думать, что их судьба ужасна. Ведь это всего лишь означает, что их встреча еще впереди!

Назад